Почти так и получилось в ночь на 27 января. Правда, мы первыми заметили силуэты вражеских кораблей и начали выходить на них в атаку, не погружаясь. Но блеск северного сияния и лунная дорожка, на которой очутилась лодка, помогли врагу. Фашистский миноносец открыл артиллерийский огонь и бросился на нас, прежде чем мы успели лечь на боевой курс.
Едва мы погрузились, как три взрыва сотрясли лодку. В половине отсеков полопались лампочки. Опять летела краска, гас свет, но все это было гораздо менее грозным и страшным, чем в первый раз. Три следующих бомбы упали дальше и вреда лодке не причинили. Через полчаса миноносец прекратил преследование, и, спокойно всплыв, мы сообщили в главную базу о месте, времени и курсе упущенного конвоя. Он шел на восток, и мы рассчитывали, что на него сумеют навести лодки, находящиеся на ближних позициях. Так оно и получилось — наше донесение помогло Старикову: «М-171» успешно атаковала конвой.
Ночью мы зарядили батареи и исправили левый дизель, который начал хандрить после всего пережитого нашей «щукой». Утром на вахту заступил помощник командира Георгий Коваленко. Это был отлично подготовленный старпом, вполне заслуживающий выдвижения в командиры. Он и обнаружил в одиннадцатом часу два транспорта в охранении нескольких миноносцев и сторожевиков — точно определить их количество мешала скверная видимость.
[114]
Когда мы с командиром (вбежали в центральный пост, Коваленко уже начал выводить лодку в атаку по головному транспорту тысяч на шесть тонн водоизмещением. Судно просматривалось хорошо, и мы (выпустили по нему две торпеды. Залп оказался жидковатым — третья торпеда не вышла из-за неисправности аппарата, возникшей в момент его приготовления к выстрелу.
Одиночный взрыв, последовавший через полторы минуты после залпа, возвестил об успехе. Но когда мы решили посмотреть на результаты атаки, то увидели миноносец, полным ходом идущий на лодку. Он уже настолько приблизился к нам, что не вписывался в окуляр перископа.
Спасаясь от тарана, мы ушли на глубину, так и не увидев, что стало с транспортом. Снова посыпались на нас глубинные бомбы. Три из них довольно чувствительно тряхнули лодку, остальные шесть упали далеко. От преследования мы избавились минут через двадцать.
В 20 часов начал свою вахту Питерский. Она проходила спокойно и уже близилась к концу, когда с мостика прозвучал его голос:
— Торпедная атака! Курс сто девяносто пять!
Лодка легла на курс сближения с конвоем, силуэты которого неясно вырисовывались во тьме. Но когда мы подошли ближе, то выяснилось, что это вовсе не конвой, а два боевых корабля — эсминец и сторожевик. Обстановка опять сложилась не в нашу пользу — мы были в светлой части горизонта. И корабли открыли по нам довольно меткую стрельбу; первые же всплески от снарядов поднялись у самых бортов лодки.
Срочное погружение спасло «щуку» от таранного удара. Эсминец прошумел винтами прямо у нас над головой. И тут же все покрыл страшный грохот. Три бомбы разорвались совсем рядом с нами. Лодка камнем полетела вниз. Наступила темнота. И опять хрустело разбитое стекло, опять докладывал боцман о выходе из строя электрического управления рулями. Стряслись и другие беды, которых до сих пор не случалось: отказала радиоаппаратура, лопнула труба охлаждения в дизельном отсеке, там же вырвало часть заклепки в подволоке, и через отверстие ударила тонкая, острая струя.
Все эти повреждения мы, понятно, определили не сразу. Лодка проваливалась, а под килем у нее было
[115]
триста метров — глубина вполне достаточная, чтобы раздавить ее как скорлупку. И все мысли, все силы были направлены на то, чтобы прекратить это стремительное, смертельно опасное падение. Командир распоряжался толково и энергично. Инженер-механик Лямин и его подчиненные вновь продемонстрировали замечательное мастерство. В кромешной темноте они сумели задержать лодку на глубине девяносто метров. Этим был сделан первый шаг к спасению.
К бомбежке у нас уже выработался своеобразный иммунитет. Хотя она вызвала и более серьезные повреждения, чем все предыдущие, люди действуют увереннее, с меньшей скованностью. Свет зажегся. Моряки одно за другим устраняют повреждения. Вот только гирокомпас никак не удается наладить. Его деликатное устройство не выдержало тяжких переживаний, связанных с бомбежкой. Для нас это самый неприятный удар.
Представьте себе человека, которому завяжут глаза, заставят его покружиться на месте, а потом предложат пойти в нужном направлении. Вряд ли что-нибудь из этого получится. Наше положение ничуть не лучше. Вражеские корабли идут по пятам. Чтобы оторваться от них, нужно менять курс и скорость. Это грозит нам полнейшей потерей ориентировки, тем более, что магнитным компасом пользоваться под водой нельзя. Вместо открытого моря мы можем оказаться на мели под самым неприятельским берегом.