Попытки как-то помочь силой Игнатий отметал сразу, ссылаясь на своего Господа, бормоча себе под нос что-то об испытаниях. Отчего волхв задавал себе вопрос, каким боком эти испытания относятся к нему, но вслух не говорил. Так они и шли, изредка перекидываясь ничего не значащими словами.
Немногочисленные путники, проезжавшие мимо, окидывали парочку озадаченным взглядом, слишком яро это бросалось в глаза, кто есть кто. Несколько раз Ярисвет даже хотел сбагрить кому-нибудь из встречных свою нелёгкую ношу, но что-то останавливало. Сами путники этого не предлагали, да и Игнатий тоже молчал.
Около полудня Ярисвет почувствовал, что ему срочно нужно отлучиться в кусты. «Привалив» батюшку к большому раскидистому дубу (сидеть тот боялся, опасаясь, что потом не поднимется вовсе), волхв отлучился.
Сделав дело, язычник вернулся к монаху и остолбенел.
Игнатий, привалившись к дереву, в том положении как его оставил Ярисвет, вел неторопливую беседу с другим монахом. Сухощавым старичком. Со стороны Ярисвет сразу отметил разницу, если Игнатий выглядел уже изрядно потрепанным, если не сказать, оборванным, то его собеседник являл собой обратное. Новая ряса сидела на нём как влитая, лишь дорожная пыль слегка портила впечатление. Ровная короткая бородка и небольшой скромный крест на шее дополняли его вид, придавая чертам некую строгость.
— А вот и мой знакомец, — увидев волхва, произнёс Игнатий, — Ярисвет, это брат Михаил, смиренный служитель Господа нашего.
С доброжелательной улыбкой на устах брат Михаил осмотрел Ярисвета и в тот же миг отшатнулся, словно увидел морок. Лицо исказил страх.
— Господи помилуй! – брат Михаил перекрестился, — это ж язычник! Идолопоклонник, служитель бесовский! Брат Игнатий, как же так?!
Выпучив глаза, монах вопросительно посмотрел на Игнатия.
— Постой по одежке судить, дай я поведаю, какие он дела делает!
— Не надо мне ничего ведать! – затараторил Михаил, — Знаю, какие это дела, Господь меня вразумил! Кабы знал, что ты знакомство с нехристями водишь, вовек бы не подошел к тебе.
Брат Михаил попятился, крестясь.
— Видимо погряз ты в грехе, Игнатий! Покайся, пока не поздно! Сходи на поклон к Архиерею нашему.
— Постой брат! – Игнатий сделал шаг, но внезапно скривился от боли и, согнувшись, вновь привалился к дереву. Ярисвет подбежал, подхватив монаха под локоть.
Увидев это, брат Михаил ужаснулся еще больше:
— Не можешь ты быть достойным пастырем Его, раз такими делами занимаешься. Много я наслышан о тебе, но такого и вообразить был не в силах! Ежели до этого дело дошло, что стал ты по другую, противную Господу сторону, немедля нужно отлучить тебя от лона церкви! И будь уверен, я этому поспособствую!
Произнеся длинную речь, брат Михаил засеменил по дороге, каждое мгновение оглядываясь через плечо, словно ожидая скорой погони.
Ярисвет проводил уходящую фигуру монаха презрительным взглядом и повернулся к Игнатию. Кривая усмешка появилась на лице язычника.
— Ну вот! А я что тебе говорил, — словно утренний разговор только закончился, — На него посмотреть, подумаешь, что я и есть ваш диавол во плоти, вона как побежал, ажно пятки засверкали.
Игнатий лишь устало посмотрел на волхва и вяло махнул рукой в сторону брата Михаила.
— Бог ему судия, пойдём, что ли?
Волхв постоял немного, проглотив рвущиеся наружу суждения, и, порешив, что онидо добра не доведут, дай им волю, привычным жестом закинул себе на плечо руку невольного знакомца. Пошаркивая, будто пара убеленных сединами старцев, они пошли дальше.
Окрик вырвал Игнатия из полудрёмы, в которую он умудрился впасть, тихо бормоча молитву.
Идти молча было невыносимо, и поначалу инок решил поведать Ярисвету житие святого Даниила, который посвятил свою жизнь скитанию по глухим лесам, но вскоре заметил, что волхв его не слушает и лишь изредка кивает головой для вида, монах стал молиться. Ярисвет смену повествования даже не заметил, по-видимому, тоже погрузившись в самого себя, поэтому, когда на дороге появился путник, они оба невольно вздрогнули.
— Ни дать, ни взять, встречник какой… — сквозь зубы пробормотал Ярисвет, недовольный тем, что проворонил его появление, а монах невольно улыбнулся.
— Люди добрые… — дородный и волосатый мужик, запыхавшись, бежал к ним. Огромный живот, под добротной одежой, грозно колыхался в такт его движению. Пот, ручьями стекавший по круглому лицу, видать, расстояние преодолел немалое, он вытирал зажатой в руке шапкой.
— Люди добрые… — он остановился, переводя дух. — сам Господь послал нам вас… — выпучив глазищи, он с надеждой смотрел на Игнатия. — Прошу… Помогите!