— Какие? — спросила Анна.
— Образованные, — ответил Герман. — Сейчас очень много людей, даже имея образование, не могут связать двух слов, имеют скупой словарный запас и хотят только благ для себя хорошего. Неважно, это немец или европеец с правами, как у вас, или такие люди, как Арина. Умы одних пропитаны мыслями о значимости расы, других — ненавистью к этим самым «высшим» расам. Алексей Петрович часто говорит, что Рейх самолично себя уничтожил, давая многим народом большее количество прав, но в тоже время, надо отметить, если было не было таких, как вы. — он посмотрел на Анну и Максима, — Власть Берлина продолжила оставаться такой же сильной, и они могли впрямь задуматься о тысячелетнем Рейхе. — Возникла пауза. — Вы наша надежда. Не я, не Алексей Петрович, не тем более Арина. А именно вы. Ведь иной раз лидеры сопротивления, да и что скрывать, и я мыслю, как Арина. Уничтожить нацизм, фашизм и прочее вместе с их последователями. Вот только, исполнив все наши планы, не уподобиться бы им.
Анна и Максим внимательно слушали Германа. Он говорил очень важные вещи. Важно в любой ситуации сохранять трезвый рассудок, не сгребать в одну кучу с монстрами, которые думают о своём превосходстве перед другими расами, простых обывателей, которым просто вбили в головы тонны пропаганды через говорящий ящик. Они не виноваты, что верят. Дело Йозефа Геббельса продолжает жить.
— Вы не голодны? — вдруг спросил Герман задумавшихся гостей. — Мы можем что-нибудь заказать.
Анна и Максим отказываться не стали, и вскоре приехала доставка. Герман заказал на всех четверых картофельное пюре с колбасками.
Пока все ели, он рассказывал о городе. Многое Анна и Максим успели, только приехав, увидеть своими глазами. Шварцланд был не единственным в Рейхе городом, в котором жили люди без надежды. Они работали день ото дня. Всё для них было одним сплошным днём сурка. Ничего не менялось и не должно было измениться. В подобные Шварцланду города могли свозить людей, несогласных с политикой. Они не считались политзаключёнными просто потому что не были опасными для Берлина. Так, горстка, «выживших из ума» людей, которым не нравилось жить в «великой» стране. Интересно, почему?
День постепенно близился к завершению. Стало смеркаться. Последние лучи заходящего солнца начали проникать в комнату. Герман посмотрел на часы. Было двадцать минут восьмого. Анну и Максима пора отправлять на поезд до Кракау.
— Ваш поезд через полтора часа, — сказал Герман. — Собирайтесь.
Глава 11
Харм получил сообщение от Клауса. Майор смог выяснить, кто стоит за подрывом линкора, а также о бардаке на черноморском флоте Рейха.
— До чего мы докатились. За свои офицеры, продают страну за джинсы и пепси. — подумал Харм о Ботмере, которому пообещали укрыться в Америке. — Если так и дальше пойдёт… страна окажется ещё в большой заднице, чем есть сейчас. Лучше сразу отдать русским захваченные территории и сдаться японцам.
Омрачало состояние Харма и нахождение в больнице. Он пришёл проведать своего давнего друга. Директор Абвера прошёл в больничную палату, где на больничной койке лежал иссохший старик, почти мертвец, лысый, с большими мешками под уставшими стеклянными глазами. От него буквально пахло смертью.
— Здравствуйте, герр Штайнмайер, — поздоровался Харм с больным и отсалютовал. —Хайль Рейх!
— Хайль Рейх… — еле пища ответил Оливер. Рейхсканцлеру оставалось не долго. В тридцать лет он стал «фюрером», пятьдесят лет управлял страной, а что в награду? Он выплёвывает на смертном одре лёгкие. — Спасибо, что при… — сильный, практически удушающий кашель, заставил обессиленные, тонкие, как спички руки поднесли ко рту платок, который тут же окропился кровью. — Пришёл. Недолго мне осталось… — он взглянул на Харма, затем в окно, из которого был виден «Зал народов». — Мой отец шутил: «Чтобы не видеть его, нужно быть внутри». — на его лице на секунду появилась улыбка. — Никогда он мне не нравился. Слишком много денег тратится на его обслуживание. Глупая и не нужная постройка…
— Даже умирая, ты думаешь о Берлине… — Харм присел на стул рядом с больным.
— А как иначе? — Оливер непонимающе посмотрел на друга. — Это мой город. После войны Гитлер хотел сделать его центром мира, но только превратил его в серую безликую массу, из которой все уезжают толпами, — пауза, и снова кашель. — Правда, надо отдать должное, мы тоже приложили к этому руку.
— Если бы не мы, Рейх давно уже рухнул бы. Колонии восстали бы, русские попытались вернуть свои земли, японцы стремились бы взять реванш. Это всё произошло бы в одно время, вогнав мир в Третью Мировую.