— Имеющий бубен молчит. Может, плохо смазал горло? Спирт смазывает горло лучше самого жирного куска, и языку легко выталкивать слова. Так говорит сам Гантимур, выгоняющий лихорадку из своего тела. Скоро вторая дочь Гасана уйдет в его юрту. Тогда Гасан станет равным самому князю!
— Гасан станет равным, пожалуй, самому русскому царю, — подхватил шаман. — И Куркакан будет помогать ему.
— Голова Куркакана достойна сидеть на плечах! — заверил Гасан.
Он снова наполнил кружки. Новая порция сделала голову шамана легкой, а язык — разговорчивым.
— Послушные мне услышали желание хозяина. Когда снег уйдет из сопок, дочь Тэндэ придет к очагу его сына.
Куркакан выдернул из-за пояса меховых штанов рукавичку и бросил Гасану. Тот схватил ее обеими руками, смял.
— Гордая коза придет в юрту сына Гасана. Ты имеешь то, на чем носят шапку.
Старшина снял шелковый шнур, опоясывавший голое тело, бросил на стол увесистый кожаный кошелек. Куркакан перегнулся над столиком, проворно развязал шнурок. Дьявольское сияние хлынуло в глаза, ослепило! Сняло золото, колдовские свойства которого были хорошо известны пастырю духов! Глаза его загорелись зеленым блеском, он бормотал приглушенно и быстро:
— Куркакану много пришлось говорить сегодня. Он чуть не умер от страха, когда она посмотрела на него глазами вернувшейся из низовьев Большой реки! Куркакан знал о чем говорить! Хозяин-Гасан хорошо помнит, когда она оставила в сопках своего сына. Это было лет и зим пятнадцать назад, пожалуй. Тогда тайга была также во власти снега и ветра, а стойбище хозяина-Гасана торопилось на летнюю стоянку. Он тогда ехал на боку оленя[6], и духи пожелали, чтобы ремешки порвались. Он остался в тайге, его нельзя было искать, так пожелали духи и сам хозяин всей тайги Гасан.
Куркакан бросил быстрый взгляд на старшину, лицо которого при последних словах выразило неподдельное самодовольство.
— Сегодня, когда солнце, но успев выйти из-за горы, снова спряталось в снегу и Куркакан собирался встать с постели, к нему пришли его духи. Они сказали: тайга хочет взять второго сына Луксана, который скоро станет мужчиной. Но она может и не взять его, если он откажется от дочери Тэндэ, которая принесет горе в любую юрту, куда войдет женой... Ведь она отдала свое сердце русскому Миколке[7], как и сын Гасана. Хе-хе-хе... — Шаман пугливо взглянул на хозяина, скрюченными пальцами соскреб со лба пот. — Когда в сопки придут зеленые дни, сын хозяина-Гасана будет иметь жену, которую хочет его сердце.
— Этот кисет будет на твоем поясе! — веско заключил шуленга.
Когда хозяин и гость вылезли из палатки, над тайгой опускалась ночь. Круглая луна медленно плыла над темными островерхими хребтами, утратившими выпуклые очертания. Вот она на мгновение зацепилась за высокую скалистую вершину, у подножия которой среди осинника приютились две заиндевевшие палатки, затем снова покатилась над притихшей тайгой. Противоположные лесистые сопки и убегающий вниз безлесый распадок мерцали холодным голубоватым светом.
Гасан и Куркакан остановились у палатки, жадно глотая чистый воздух.
Вдруг Куркакан замер с широко раскрытым ртом, готовым забрать очередную порцию морозного воздуха. Его взгляд был прикован к полянке.
Две очень правильные прямые линии пересекали распадок. Они начинались сразу от большой четырехугольной тени, отбрасываемой палаткой, и терялись где-то внизу, в перелеске.
В тот же миг заметил их и Гасан. Они одновременно склонились над лыжней.
— Ха! Кто не знает этого следа! — громко воскликнул Гасан, распрямляя спину. — На восход и закат солнца, на десять оленьих переходов тайга знает этот след. Когда ноги Гасана отвыкли ходить по сопкам, он подарил эти лыжи Аюру. Пусть ноги длинноухого делают то, что должны были делать ноги Гасана! Пусть все в сопках думают, что хозяин-Гасан ходит по тайге! Ха-ха-ха...
Неожиданно смех оборвался.
Гасан поспешно наклонился над следом. Затем вернулся к месту, где лыжню накрывала тень палатки.
— Сто чертей и сам дьявол Миколки! — прохрипел он.
Теперь и Куркакан увидел, что лыжи стоят возле палатки, воткнутые острыми концами в сугроб. Дух спирта мгновенно покинул его голову. След шел от перелеска, где стоит юрта Луксана. Значит, Аюр был там, потом пришел сюда. Зачем он принес лыжи? Он мог слышать, что говорил Куркакан!
— Его уши могли слышать, — обронил он.
— Что боится шапка? — прорычал Гасан. Обеими руками он схватил лыжи и грохнул их о ствол дерева. Упругие пластины разлетелись в щепки. Тяжело дыша, Гасан подошел к шаману.
6
Эвенки перевозили детей в берестяных люльках, притороченных к седлу. Было немало случаев, когда их теряли.
7
Эвенки были язычниками, и русским Миколкой они называли бога. Здесь имеется в виду то, что дочь Тэндэ и сын Гасана уже приняли христианскую веру.