— Не найдешь. — Лейла поплыла к берегу. —Люди, совершающие подлость, вряд ли рискнут признаться в этом.
Данте плыл рядом с ней, не скрывая кипевшего в нем гнева.
— Будь я проклят, если потерплю шпионаж своих же людей. Почему кого-то интересует, как и с кем я провожу свободное время? Это вне моего понимания.
Зато я понимаю, думала Лейла.
Надо ли открывать Данте, как бессовестно вел себя с нею его вице-президент? Если она расскажет, как Ньюбери встречает новеньких, это облегчит или ухудшит нынешнюю ситуацию?
Не стань они с Данте любовниками, Лейла бы не колебалась. Но то, что они обрели с ним совершенно неожиданную, чудодейственную гармонию сердца, тела и души, было чересчур новым и непроверенным, чтобы рисковать. Стоит ли говорить о грязи, которую развел Ньюбери? Стоит ли вызывать конфликт?
А конфликт неизбежен, если она откроет Данте причину враждебного отношения к ней вице-президента. Дело в том, что спустя несколько дней после того, как ее взяли на работу, он поймал ее в библиотеке, якобы по-товарищески обнял за плечи, а потом и за талию.
Лейла резко отскочила.
— Вы делаете большую ошибку, куколка, —сказал он. — У меня власть…
— Тактику запугивания, мистер Ньюбери, я не принимаю, — холодно ответила она. — Уверена, что законы в Канаде защищают людей от такого рода домогательств.
— Домогательств? — С насмешливым изумлением он поднял вверх руки. Лейла посмотрела на его пальцы и вздрогнула от отвращения. Они походили на сырые сардельки — короткие, бледные, вялые. — Я просто стараюсь помочь новичку. Вот и все.
Да, если вступить в конфликт с Карлом Ньюбери, он запачкает ее репутацию в глазах работодателя и любовника. К тому же после встречи с Данте она часто забывает об условностях. И это прибавит достоверности истории, которую вице-президент, несомненно, выложит на стол.
— Я войду через черный ход, — предложила Лейла. — Так мы меньше привлечем внимания.
— Нет, — мрачно отрезал Данте. Он взял ее полотенце и стал вытирать кончики ее длинных волос, с которых капала вода. — Во-первых, уже поздно. И я ни в коем случае не позволю типу, страдающему болезненным любопытством, диктовать тебе и мне, как нам себя вести.
Он заглянул в глубину ее глаз. Ароматы цветов пронизывали утренний воздух. Под полотняными тентами на террасе стояли накрытые к завтраку столы. Словно музыка, звучали шепот моря, ласкавшего берег, и шелест длинных пальмовых листьев на ветру. Но все исчезало, когда Данте смотрел на нее. Она видела только его глаза, сверкавшие как редкие голубые топазы и обжигавшие ее страстью.
— По-моему, — проговорил он наконец, — мы должны пожениться.
— Пожениться? — эхом повторила она. Сердце ёкнуло. От счастья. От страха. От неуверенности.
Брак должен длиться всю жизнь. Как может каждый из них принять такое обязательство всего через четыре дня? Но, с другой стороны, это предопределение, которое дарит ей уверенность, что она родилась для того, чтобы любить этого мужчину. Какое может быть тут сомнение?
— Не вижу другого пути. У меня есть компания, которой я управляю. У меня есть семья и множество обязанностей. Но без тебя все это теряет всякое значение. Как ты можешь это объяснить, Лейла Коннорс-Ли? Какими чарами ты опутала меня?
Растерявшись, она покачала головой. Как можно объяснить необъяснимое? Это и для нее тайна. Они встретились. Это так просто. И так сложно. Она не искала любви. И он, наверное, тоже. Но права была ее мать: любовь не подчиняется законам разумного мира. Она приходит без приглашения и завладевает человеком.
— Лейла, ты выйдешь за меня замуж? — хрипло повторил Данте. — Или, по-твоему, глупо об этом спрашивать?
Лейла не сомневалась: этот мужчина не согнется под ударами судьбы. Не выберет легкую дорогу, как бы его к тому ни принуждали. Скорее сам пойдет навстречу опасности, чем причинит зло или будет несправедлив к другому. Этого мужчину можно любить, ничего не опасаясь.
И все же…
— Мы встретились в среду. — Она старалась быть благоразумной за них обоих. — Сегодня только воскресенье.
— Я ждал тебя всю жизнь. — Вот и все, что он сказал. Но этого было достаточно.
— Я тоже. — Ее глаза увлажнились.
— Значит, ты выйдешь за меня замуж? —Да.
Он наклонился и поцеловал ее. На глазах у множества людей, собравшихся на террасе у столов с завтраком. Несомненно, служащие сгорали от любопытства. Одни радовались ее счастью. Другие были в шоке. Карл Ньюбери бушевал от ярости. Но все это не имело значения. Потому что, как и обещала ее мать, она нашла мужчину, который стал солнцем ее утра и луной ее ночи. Чего еще может желать женщина?
В следующую среду все участники семинара на одном самолете вылетели в Ванкувер. Кроме Карла Ньюбери, у которого были дела в Нью-Йорке.
Объем работы в офисе требовал полной отдачи. И первые несколько недель у сотрудников не оставалось времени на сплетни.
Вечером в последнюю пятницу февраля Данте повел ее обедать в итальянский ресторан. Он славился интимной атмосферой, со вкусом подобранной обстановкой, ну, и, конечно, отменной кухней. В камине большой викторианской гостиной горел огонь. Столовое серебро и хрусталь сверкали на роскошных бордовых скатертях. Тонкие восковые свечи горели среди букетов белых фрезий.
— Знаешь, о чем я подумал, — начал Данте, когда они ждали основное блюдо. — Поскольку наши с тобой отношения все еще актуальная тема для сплетен, может, надо поставить в известность наши семьи раньше, чем они услышат о нас от других?
— Пожалуй, — неуверенно согласилась Лейла.
— Ты не уверена. — Он взял ее руку. — Тебя беспокоит, как отнесутся к новости твоя мать и ее кузина?
— Нет. — Лейла улыбнулась. — Еще до того, как я полетела на остров, Клео нагадала, что я встречу высокого, темноволосого, красивого мужчину, перед которым не смогу устоять.
— А как отнесется твоя мать? Я знаю о ней только то, что она год назад овдовела. Не сочтет ли она нас идиотами из-за этого, что мы говорим о браке после такого краткого знакомства?
— Нет, моя мать — бунтарка по природе. Она не желала выходить замуж, пока не встретила мужчину, который полюбил ее такой, какая она есть.
— Это был твой отец?
— Да. Мама никогда не считала себя обязанной подчиняться кем-то установленным правилам. Она живет по своим законам.
— Твердый характер, — засмеялся Данте. — Мне хотелось бы познакомиться с ней. А ты очень консервативна. Думаешь, в отца?
— Некоторые полагают, что у меня его деловое чутье, быстрая реакция. Но мне нравится думать, что я сама по себе. Ни на кого не похожа.
— Ты не любишь говорить об отце.
— Да. Расскажи лучше о своей семье. Лейла узнала, что его родители — канадцы в первом поколении. Отец — итальянец, а мать —русская. Данте — старший и единственный сын из шестерых детей. Остальные — девочки. Отец его тоже умер.
— Давно? — спросила Лейла.
— Шестнадцать лет назад. Мне тогда было двадцать один.
— И мама никогда больше не выходила замуж?
— Нет. Я стал, так сказать, мужчиной в доме. Мать и сестры обращаются за советом ко мне.
— Думаешь, твоя семья обрадуется, когда ты им скажешь? — нервно спросила она.
— Сестры будут на седьмом небе. А мать помчится в церковь и поставит свечку святому, покровителю брака, — успокоил ее Данте, взял руку и поцеловал ладонь. — Она уже много лет молится, чтобы я дал ей побольше внуков. Будто бы одиннадцати ей недостаточно! Имей в виду, —продолжал Данте, чувствуя, что у нее еще остались сомнения, — ты не успеешь запомнить имен моих сестер, как они затянут тебя в свадебную карусель. Джулия начнет настаивать на кружевной фате. После того, как моя бабушка сделала из дедушки честного человека, все невесты семьи Росси надевают фату. Энни захочет испечь особое печенье. Кристина примется настаивать, чтобы все мои племянницы во время венчания стояли с букетами. Они будут суетиться так, будто свадьба назначена на следующую неделю.