— Вот борщ у нас сегодня жирноват: откормленный барашек попался.
— Не знаю, как у вас, на Кавказе, — отозвался старший лейтенант, — у нас, в Средней Азии, жирных барашков предпочитают худым. А у вас, товарищи афганцы?
— Хорошее мясо — жирное мясо, — степенно кивнул старик.
Ели гости не спеша, с достоинством, не теряя ни капли и ни крошки. Потом старик вдруг отложил ложку, держа на ладони недоеденный ломоть, тихо заговорил:
— Шел к вам и себе не верил — так хлебом пахло. С самой осени траву с мукой мешаем, и все больше травы, все меньше муки. Стал забывать, как чистый хлеб пахнет. У меня семья немалая, осталось на всех немного кукурузы и проса. У других не лучше. Как до лета жить — не знаю.
Магмедов перевел, солдаты отложили ложки, внимательно всмотрелись в гостей, словно теперь лишь заметили их аскетические лица, ранние морщинки у глаз парня, который только при первом взгляде показался им мальчишкой.
— У них что, неурожай был? — спросил сержант.
Старик, выслушав вопрос, отрицательно покачал головой:
— Урожай был неплохой. И земли стало больше. Раньше моя семья арендовала три джериба[5]. После Апреля у меня стало двенадцать джерибов... Но большую часть урожая все равно пришлось отдать помещику за долги.
Солдаты возмущенно загудели.
— Они удивляются, ата, — пояснил старший лейтенант, — почему помещик взял ваш урожай. Ведь шестой декрет Апрельской революции освободил дехкан от всех долгов помещикам и ростовщикам, а восьмой — передал землю в их полную собственность.
Старик кивнул:
— Вы знаете декреты Апрельской революции, значит, наши дела вам не чужие. Но хлеб помещик все же отобрал.
— Но есть же закон, власть!
— Э, сынок, не так просто с новыми законами. Столица далеко, да там, видно, не до нас было. А помещик близко. После Апреля наш Кара-хан был тихим лишь два месяца. Потом его люди стали напоминать дехканам, кто и сколько обязан платить по старым счетам и по новым.
— Даже и по новым?!
— Да, он считает, что землю, отнятую у него апрельским декретом, он как бы передал нам в аренду.
— И вы платите?
— Некоторые сначала не хотели. Потом один сорвался в ущелье, другого избили неизвестные люди — еле выжил. У третьего подохли все овцы. Говорят, аллах наказал этих людей за то, что нарушили древний закон племени, отказались от господина, который когда-то выручал их в трудные дни.
— Но вы-то понимаете, что тут не рука аллаха поработала?
— Кто знает? Свидетелей нет. И тех, кто противился Кара-хану, тоже нет. Его однажды арестовали жандармы, но скоро выпустили.
— Веселенькие у них тут дела, товарищ старший лейтенант, — покачал головой один из солдат. — Спросите их про этого «хана» — он что, до сих пор тут хозяйничает?
Старик ответил:
— Кара-хан ушел в горы, но он близко, всегда может вернуться.
Горячо, сбивчиво заговорил молодой горец:
— У нас теперь две власти. Главная — это Кара-хан со своими душманами. — Одноглазый толкнул парня в бок, но тот не остановился: — У него несколько сот душманов в горах, а в каждом ауле и даже в Кандагаре — свои глаза и уши: друзья, подкупленные или запуганные люди. Люди боятся его больше, чем самого шайтана, за всякое неповиновение он наказывает смертью. — Юноша тревожно, видно по привычке, оглянулся. — Его называют оборотнем, потому что он всегда неожиданно появляется и пропадает. Говорят, по ту сторону границы у него сильные друзья — иначе откуда бы его душманы взяли автоматы, пулеметы и гранаты?.. Не толкай меня, Сулейман. Я бы не сказал этого даже в жандармском участке, хотя там не хуже меня знают, кто такой Кара-хан, — ведь его племянник и командует жандармами. А здесь меня не выдадут Кара-хану.
Офицер положил руку на плечо юноши:
— Спасибо, Азис. Кара-хану мы тебя действительно не выдадим. Если вы все так смело заговорите в открытую да возьметесь защищать свою землю, свои дома и свои права, душманы забудут дорогу в ваш край. Вы слышали митинг в Кабуле. Народ, который так заговорил, сумеет защитить свою революцию. Вот тебе за смелость. — Он пододвинул парню транзистор. — Пусть ваши люди почаще слушают, что творится в стране и на всем белом свете.
— Мне?! — растерялся парень.
— Бери, бери, у нас приемников хватит. — Офицер обернулся к солдатам. — Однако, ребята, вы забыли обязанности хозяев — пора и плов подавать. — Объяснил гостям: — У нас повар — узбек, борщи он только осваивает, а вот плов у него получается настоящий.
Не обращая внимания на смущенного подарком парня, старший лейтенант стал объяснять рецепты приготовления плова по-узбекски, по-таджикски и по-туркменски, выспрашивал секреты афганского; собеседники охотно отвечали. Старик вдруг спросил: