К ВЕРХОВЬЮ МАЛОЙ КОСЫ
тряд вышел из лагеря и двинулся по направлению к гольцам вдоль первой безымянной речки севернее мыса Малая Коса. Это была единственная из ближайших рек, долина которой оставалась необследованной.
Обогнув крошечное лесное озерко, мы попали на одну многих звериных троп, которые расходились от него все стороны, и пошли вдоль берега Байкала по чистому лиственничному лесу с густым подлеском из даурского рододендрона.
По правому берегу реки начался подъем в горы. Река у выхода на конус выноса несла много воды, грохотала неистово, хотя ширина ее нигде не превышала пяти метров. Спустившись с гор, река разбивалась на несколько рукавов, покидала старое русло и как попало бежала через лес, заливая камни, травы и мхи. Метрах в двухстах от Байкала вода исчезала под камнями, едва заметно просачиваясь в озеро сквозь узкую полоску пляжа.
С первых же шагов подъема мы были поражены дикостью возникавших впереди картин. Распадок, по которому пробирался отряд, был чрезвычайно узок, река во многих местах сжималась скалами, отвесно обрывающимися к воде. В местах, где встречались прижимы, нам часто приходилось переходить с берега на берег, что было иногда не совсем безопасно.
В долине нижнего течения реки рос лиственнично-березовый лес с зарослями ольхи, черемухи, жимолости и других больших и малых таежных кустарников. В километре от Байкала началась тайга из пихты и кедра.
В густой чаще из березы, кустарниковой ольхи и черной смородины промелькнула небольшая буровато-рыжая птица. Пролетев несколько метров, она села на моховой склон горы. Я подкрался к кусту, выстрелил и подобрал птицу с черно-бурыми поперечными пестринами по всему телу. Это оказался крапивник. Мы бережно посыпали крахмалом пораженные места, чтобы кровь не запачкала перьев, завернули птицу в кулек, положили в фанерную коробку и спрятали в рюкзак.
— Мы сделали замечательную находку, — сказал я Велижанину, — эта птица в Прибайкалье никем еще, кажется, не добывалась.
Здесь же, в этом тенистом густом уголке, мы добыли синехвостку, а пройдя еще метров двести, вдруг увидели, что над самой водой мчатся вниз по течению две коричневые птицы величиной с дрозда — обыкновенные оляпки. Оляпка во много раз больше крапивника, по очень напоминает его в полете. Когда-то этих очень разных птиц орнитологи относили к одному семейству.
На высоте около трехсот метров от Байкала мы вышли в заросли золотистого рододендрона, типичного растения подгольцовой зоны. Рододендрон этого вида называют также черногривом или кашкарой. На невысоких кустах с пучками крупных массивных листьев были большие, очень нежные и красивые желтые цветы. Еще натуралист Паллас сумел оцепить целебные качества этого интересного растения и подробно рассказал о кашкаре в «Описании растений Российского государства». Черногрив оказывает положительное влияние на сердечную деятельность, обладает вяжущим и мочегонным свойством. Его часто употребляют в народной медицине от ревматизма и простудных заболеваний.
Чем выше мы поднимались в горы, тем все огромнее становились кедры. Я никогда не смогу привыкнуть к этим исполинам сибирских лесов с их гигантскими яркими стволами, достигающими нередко трех обхватов в окружности. Здесь были деревья-старцы, родившиеся шестьсот, семьсот и более лет назад. Один циклопический кедр упал поперек распадка и совершенно перегороди. г его. Могучий выворот его корней поднялся высоко вверх и напоминал колоссального спрута, разбросавшего извитые конечности на много метров вокруг.
Северный склон был покрыт каменными осыпями, затянутыми пышными зелеными мхами. Среди мхов преобладали представители рода гипнум. У верхнего края склона нависли отвесные скалы, и уже от того места, где река выходила из гор, начались густые заросли кедрового стланика.
Распадок один из наиболее трудных для подъема в горы; его с полным правом можно было назвать дремучим. Короткий и узкий, он имел значительно большую крутизну падения, чем долина соседней с ним реки Малой Косы и ближайший распадок к северу от него.
Вскоре отряд вышел в подгольцовую зону. Здесь еще встречались одиночные кедры, лиственницы и невысокие изогнутые березки. Дальше, до самых вершин были видны лишь россыпи, скалы и кедровый стланик. Мы вошли в эти заросли и стали пробираться по их узким коридорам.
У многих людей, не видевших, как растет кедровый стланик, уживается представление о нем, как о невысоком, плотно стелющемся по камням кустарнике с нетолстыми извитыми стволами. Таким он и бывает у вертикального предела существования, на границе гольцовой и подгольцовой зоны. Но ниже, на границе с лесным поясом, кедровый стланик имеет совершенно другой вид. Его кусты здесь очень велики, они нередко достигают шести метров в высоту. Заросли из таких кустов стланика, имеющих форму гигантских чаш, почти непроходимы. Они представляют собой хаос ветвей, частично отмерших и потерявших кору, по чаще живых и чрезвычайно гибких и прочных. Наиболее мощные стволы стланика достигают четверти метра в диаметре и иногда, правда исключительно редко, растут вертикально над землей в виде небольшого деревца.
Повсюду на ветвях стланика висело множество шишек, туго набитых маленькими орешками, по вкусу почти не отличающимися от орешков кедра. На некоторых кустах можно было видеть одновременно урожай трех возрастов — шишки, завязавшиеся в этом году; мелкие синие шишечки прошлого года, или так называемую озимь, которая будет готова только к осени; и зрелые позапрошлого года, они созрели еще осенью прошлого года. На кустах, хорошо плодоносивших в предыдущие годы, почти не было шишек этого года, а высоко в горах встречались только спелые шишки.
В высоких зонах, в суровых условиях существования, наблюдается более правильное чередование урожаев стланикового ореха, который имеет огромное значение для обитателей гор. Хорошего урожая обычно хватает на два года, а в неурожайные годы всем потребителям стланикового ореха приходится кочевать или переходить на другое меню.
Стланик растет невероятно густо, но во многих местах в его зарослях можно найти участки чистых россыпей, густо покрытых лишайниками. Заросли стланика простираются на сотни и тысячи метров, заполняют собой все понижения между горами, все возвышенности и плоскогорья, и, если вы забредете в эти стланниковые леса, вам потребуется огромное напряжение, чтобы их преодолеть.
Выискивая проходы и узкие перемычки, мы пробирались вперед, прыгая по россыпям с камня на камень. Время от времени отряд попадал в тупик, и тогда приходилось ломиться, не разбирая дороги. Мы подолгу карабкались по ветвям, почти не касаясь земли, часто проваливались между ними, но все же слегка продвигались в этой ужасной чаще. И тут с нами произошел неприятный случай, лишивший меня моего ружья.
ПРОИСШЕСТВИЕ
Зоологам всегда приходится носить на себе множество необходимых вещей. На груди у меня висел бинокль и два фотоаппарата — один с обычным и один с длиннофокусным объективом. На одном плече висел карабин, на другом — гладкоствольное ружье; на поясе — нож и патронташ; за плечами — паняга, своеобразное приспособление для переноски груза. Каждый поход в горы заканчивается встречей с медведями, и поэтому идти без карабина было неосторожно. Не брать с собой ружье также невозможно, так как основной целью всех наших работ был сбор орнитологической коллекции.
Нести одновременно ружье и карабин крайне неудобно. Ружье то и дело соскакивает с плеча, цепляется за ветви и мешает невообразимо. Потеряв терпение, я перебросил через голову погон ружья, чего раньше никогда не делал, опасаясь прозевать какой-нибудь редкий вид птицы. Идти стало удобнее. Я решил повесить ружье на плечо, как только мы выйдем в более удобное для ходьбы место.
Снова попав в тупик, мы оказались в таких густых зарослях стланика, что исцарапали себе лица, подолгу беспомощно барахтались в ветвях, и, наконец, перестав разбирать дорогу, пониже пригнули головы и с «ревом» стали продираться к открытому месту. В конце концов мы вышли из этого ада и ускорили шаг.