Вдруг я увидел, что на мне нет ружья. По-видимому, оно зацепилось за стланик, карабинчик на ремне, не выдержав напряжения, разогнулся, и ружье осталось висеть где-нибудь на ветвях.
Возвращаться вниз было очень досадно, так как каждый метр подъема давался с большим трудом. Примерно восстановив только что пройденный путь, мы стали прочесывать кустарник, но попеки оказались безрезультатными. Да и можно ли найти такую небольшую вещь, как ружье, в этих необозримых, невероятно густых зарослях, где каждый массив стланика удивительно похож на другой и где нет ни одного выдающегося предмета, который мог бы служить ориентиром.
— Ладно, — сказал я, — хватит одного на двоих.
— Мы еще придем за ним, — поддержал меня Велижанин.
— Да, тогда мы не будем спешить и найдем его, а сегодня не стоит терять время.
— Мы обязательно найдем его, — утешал меня Велижанин.
Но на это было мало надежды, и я попрощался со своим ружьем навсегда.
Перевалив за гребень хребта, замыкающего долину Дремучего, мы спустились в левый приток Малой Косы и продолжали медленно подниматься к гольцам по его распадку.
В полдень среди зарослей ветреницы, аквилегии и бадана отряд остановился на отдых. Вокруг в россыпях сновали бурундуки и сеноставки. Они внезапно появлялись на камнях, звонко свистели и цвиркали и снова исчезали в пустотах россыпей. В стланике суетились кедровки, набивая орехами подъязычные мешки. Несколько раз над нами пролетали горлицы и чечевицы.
В горах было бы прекрасно, если бы не огромные рои комаров и мошек, непрерывно крутящиеся над памп. Эти отвратительные насекомые, справедливо получившие название гнуса, могли отравить всю прелесть похода. Сегодня они были очень многочисленны и неистово злы. Гнус не дал возможности спокойно допить чай и погнал нас выше в горы.
ВСТРЕЧА СО ЗВЕРЕМ
Около восьми часов вечера на одной из скальных гряд среди россыпей и стланика показался медведь. Расстояние до него не превышало четырехсот метров. Зверь шел в нашу сторону, но, спустившись в распадок, скрылся в зарослях стланика. Мы бросились к нему наперерез, стараясь как можно бесшумнее перепрыгивать с камня на камень.
Медведь выбрался из узкой и глубокой лощины и несколько мгновений был хорошо виден, но снова исчез в зарослях. Мы пробежали еще несколько десятков метров, удобно встали за большим камнем и приготовились к встрече.
Зверь снова вышел из стланика; он продолжал приближаться и находился уже метрах в стапятидесяти от нас. Теперь его могли хорошо рассмотреть. Это был среднего размера, удивительно светлый, почти желтый медведь. Он довольно быстро шел по россыпи вдоль зарослей стланика. Я не спускал его с мушки, выжидая удобного момента для стрельбы. Не останавливаясь, зверь время от времени срывал прошлогодние шишки стланика, повсюду висевшие на ветвях.
Я тихонько свистнул, но медведь, казалось, меня не услышал. Тогда я свистнул громче, надеясь, что зверь остановится, и в то же время опасаясь, как бы он снова не скрылся в ложбине. Но зверь не обращал на свист ни малейшего внимания, принимая его, очевидно, за свист пищух.
Вдруг медведь остановился, срывая шишку стланика, и повернулся к нам полубоком. Я выделил его сзади, под правую лопатку, но было трудно рассчитать, куда пойдет пуля, и я медлил с выстрелом.
— Стреляйте, — сказал Велижанин.
Выстрел раздался. Медведь мгновенно вскинулся на дыбы, но выстрелить по стоящему зверю я не успел. Со страшной скоростью он бросился удирать. Снова прогремел выстрел, и мы увидели, как под медведем взметнулось облачко каменной пыли. И тут я самыми скверными словами изругал в душе Велижанина, будучи совершенно уверенным в том, что во всем виновато его «стреляйте» — ведь я до сих пор не научился спокойно смотреть сквозь прорезь прицела на такой дорогой охотничий трофей. Да простит мне Аркадий этот скверный порыв души.
Через несколько мгновений медведь исчез в распадке. Это было единственное место, где он мог проскочить незамеченным. Дальше длинной и широкой грядой залегала крутая и совершенно открытая россыпь.
Нужно было отрезать ему путь к отступлению по этому распадку. Мы бросились к лощине, надеясь добежать до места раньше медведя. Зверю здесь было решительно невозможно скрыться незамеченным, но он исчез.
Вокруг густой стеной стоял кедровый стланик, скрывая огромные камни россыпей, среди которых вполне мог спрятаться зверь. Прочесывать стланик было очень опасно, так как у нас не было уверенности в том, что пуля не задела зверя. Приближались сумерки, нужно было спешить, и мы плечо к плечу с ружьями наготове прошли по наиболее редким зарослям. Никаких следов обнаружить не удалось. Мы поднялись на россыпь и сверху осмотрели стланиковые заросли, но снова не нашли ничего обнадеживающего. Вдруг послышался треск ветвей и как будто предсмертный храп зверя. Звуки доносились из самых густых зарослей стланика, где среди камней оставались обширные свободные пространства. Идти туда было очень опасно — становилось совсем темно, поиски были отложены до утра. Нужно было внимательно осмотреть место охоты и попытаться узнать о результатах первого выстрела. Сейчас же не оставалось ничего другого, как устраиваться на ночлег невдалеке от места происшествия и при свете костра заполнить свои записные книжки.
Спать этой ночью удавалось только урывками, всего по нескольку десятков минут. Сухие стволики стланика быстро охватывались жарким пламенем, а ветер, всю ночь дувший с гольцов, еще больше раздувал его. Костер прогорал раньше, чем удавалось заснуть, а тонкие плащи были плохой защитой от холода. Снова и снова приходилось подкладывать в костер ветви стланика, и так прошел остаток ночи.
На другой день мы поднялись очень рано, еще до рассвета. Велижанин взял котелок и пошел за водой к небольшому ручейку, где вечером, весело перескакивая с камня на камень, бежала вода. Но он вернулся назад с пустым котелком. Ночью было очень холодно, и снежник, которым питался ручей, перестал отпускать воду. Велижанин взял нож и пошел нарубить снега.
Выпив по две кружки горячего чая, мы продолжили поиски медведя, не поленившись осмотреть все наиболее густые участки зарослей, все пустоты между камнями. И снова не удалось обнаружить никаких следов. На месте охоты также не оказалось ни крови, ни срезанной пулей шерсти, и это окончательно убедило нас в том, что треск ветвей и храп зверя были лишь плодами нашей встревоженной фантазии.
К ПЕРЕВАЛУ
Мы поднимались в горы по второму слева притоку реки Малой Косы. Вскоре кончились сплошные заросли кедрового стланика; отдельные низкие и чахлые кустики его еще кое-где укоренялись между камнями, но буйное царство стланика осталось уже далеко внизу. Начинались гольцы. Впереди были видны громадные каменные россыпи.
Мы решили свернуть к юго-западу и подняться к главному водораздельному гребню не по долине ручья, как предполагалось вначале, а прямо по россыпям, с тем чтобы выйти наверх немного южнее высоты 2018 метров. Подъем на этом участке очень крут, приходилось идти по подвижным россыпям. Но хорошее настроение помогало быстро подниматься к гребню.
Склон главного гольцового гребня Байкальского хребта казался совершенно безжизненным. Не было заметно следов крупных животных, хотя каждую минуту здесь можно ждать встречи с северными оленями. В это время года олени поднимаются высоко в горы и держатся невдалеке от снегов.
Но жизнь была обильна и здесь, на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря. Почти все камни были покрыты лишайниками. Среди россыпей встречались участки мохово-лишайниковой тундры, подниматься по которым было значительно легче, чем по камням. Здесь во множестве росли кладонии — любимый корм северного оленя, евернии, цетрарии и аллектории. На этих пушистых лишайниковых подушках изредка попадались стелющиеся кустики карликовых березок.