Спустившись в долину, мы свернули в распадок с зелеными лугами и стали подниматься по нему на невысокое перевальное плато, густо поросшее кладониями и представляющее собой типичную мохово-лишайниковую тундру. Я невольно подумал, что там мы непременно встретим северных оленей.
Лужайки вдоль ключа покрыты высокими и густыми травами — аквилегиями, аконитами, геранями, ветреницами. Ручей повернул влево. Воспользовавшись звериной тропой, мы стали подниматься к перевалу. Тропа, проложенная в основном медведями, была крайне своеобразной. Собственно тропы, в ее обычном виде, не было — вся она состояла из отдельных глубоких ямок, в которые ступали звериные лапы. Многие годы сотни и тысячи тяжелых звериных лап утрамбовывали почву в одних и тех же местах, поэтому тропа имела такой необычный вид. Объяснялось это тем, что, спускаясь по склону, звери сильно скользили на влажной почве и старались ступать в готовые ямки. Точно такую же тропу на крутом склоне, где из почвы сочилась влага и было очень скользко, вскоре нам пришлось наблюдать в другом месте — она принадлежала северным оленям.
Мы поднялись на широкое плато и пошли по моховолишайниковой тундре; были видны ручейки и болотца с небольшими зеркалами открытой воды и вокруг них многочисленные следы северных оленей. Совершенно свежий помет, широкие торные тропы, свежие отпечатки характерных круглых копыт, хорошо заметные на влажной почве, мху и лишайнике, — все это заставило нас насторожиться и каждую минуту ждать встречи.
ОШИБКА И НАКАЗАНИЕ
Внезапно мы увидели край длинного и крутого снежника, на нем оленя — он нагибал голову и ел снег. Мы бросились на землю и поползли, сперва по болоту, потом по камням и лишайникам. На склоне показалось еще несколько оленей, не спеша направляющихся к снежнику. Уже совсем близко густые заросли стланика, откуда удобно стрелять. Преодолев еще несколько метров, мы вползли в узкую гриву стланика и сквозь его ветви и хвою увидели весь снежник.
На снегу стояло шесть оленей. Двух самых крупных из них, с большими рогами, мы приняли за старых самцов, остальные показались нам взрослыми самками. Я выстрелил в самого дальнего, наиболее крупного зверя — он дрогнул всем телом, взвился на дыбы, со всего размаху ударился о снежник и снова поднялся, широко расставив ноги. Остальные олени продолжали стоять на месте, не проявляя заметного беспокойства и не пытаясь бежать. Мы почему-то были уверены, что после выстрела все стадо мгновенно пустится наутек, и я поспешил еще раз выстрелить в раненого оленя.
Когда мы стали спускаться к снежнику, то увидели, что на снегу осталось четыре олененка. Два из них были совсем маленькими, ярко-красными, а два других ростом с крупную косулю и серой окраски, сходной с окраской родителей. Два крупных олененка с оставшимся оленем убежали вверх по горе, два маленьких подпустили нас на несколько шагов, затем, издавая громкие гортанные крики «хорр, хорр», сбежали со снежника и остановились на склоне горы.
Только сейчас мы стали понимать, что вторично оказались жертвами оптического обмана. Атмосферные условия в этот день были, по-видимому, особенно благоприятны возникновению рефракции. В трепещущих струях восходящего над снежником воздуха оленята показались нам взрослыми самками, а самки — крупными оленями-самцами.
Скатить убитого оленя со снежника на сухой и чистый склон горы было делом нескольких минут.
Слева брело еще несколько оленей; звери, не торопясь, поднялись по склону горы и застыли силуэтами на ее вершине. Рядом на круглом, как блюдце, снежном пятне стоял и внимательно смотрел в нашу сторону небольшой молодой олень. Эти звери, по-видимому, никогда еще не видели человека — они были доверчивы и непугливы, почти как домашние животные.
Совместима ли любовь к природе с убийством животных? Как можете вы, считающие себя любителями и друзьями природы, увлекаться убийством живых существ? Такие вопросы мы часто слышим от людей самых различных специальностей.
Некоторые считают, что убийство животных допустимо только в трех случаях: в случае самообороны или спасения другого человека от гибели, спасения человека от голодной смерти и, наконец, с научными целями, если без умерщвления животных обойтись невозможно.
Совместима ли, действительно, любовь к животным с охотой на них? Как это ни парадоксально звучит, но именно любовь к животным многих людей сделала страстными охотниками, так как охота — один из немногих и самый увлекательный способ общения с природой, особенно в молодые годы, когда мы чаще всего становимся охотниками. Охота — активнейшее средство познания животных; часто она совершенно необходима для их всестороннего познания. Лишение животных жизни в обстановке охоты и убийство их в других условиях — явления принципиально разные, и это известно каждому, кто хотя бы раз в жизни побывал на охоте. Проникновение в душевный мир животных, уважение к любому живому существу, будь то собака, лягушка или кузнечик, искренняя любовь к ним, глубокое возмущение в случае их бессмысленного убийства, готовность всегда встать на их защиту — все это неотъемлемые свойства охотника-натуралиста.
Отстрел некоторого количества животных часто является актом гуманным. Если численность диких животных не регулируется человеком, она может достигать недопустимых размеров, и тогда наблюдаются эпизоотии, голодовки, миграции, в результате чего гибнет много животных.
Несмотря на полное согласие с этими мыслями, убийство матки оленя произвело на нас гнетущее впечатление.
Незаметно подкралась гроза, с молнией и громом, и сразу же хлынул ливень. Мы сели рядом на склоне горы и накрылись плащом. Дождь был очень сильным, и наш «специально экспедиционный плащ», как это и было положено ему по назначению, прекрасно справился со своими обязанностями — через десять минут мы были совсем мокрыми.
Наверху за нашими спинами, где-то на склоне горы, раздался быстрый «топот». Велижанин откинул плащ, чтобы посмотреть, как бегут оленята, но не успел этого сделать — рядом с ним, так близко, что он мог легко достать рукой, с колоссальной скоростью пролетел камень величиной с походный котел. Ударяясь о другие камни, пролетая по воздуху после каждого нового удара, он стремительно несся вниз и вскоре скрылся из глаз где-то на дне распадка. Мы вскочили на ноги, бледные и перепуганные, глубоко пораженные стечением обстоятельств. Не нужно было обладать выдающейся фантазией, чтобы представить себе конец этого происшествия, если бы камень пролетел на несколько десятков сантиметров левее.
Не наказание ли это и не предупреждение за совершенное злодеяние? Так, наверное, подумали бы многие местные охотники, и это событие могло иметь серьезное влияние на всю их дальнейшую жизнь. Нам пришлось стать свидетелями такого рода происшествий, которые могут рождать суеверия. Но мы знали, что после дождей в горах усиливается камнепад, что камень мог быть сдвинут, когда стаскивали оленя, и потом, слегка подмытый водой, легко скользнуть вниз, что, наконец, оленята, бегая по горе, могли случайно стронуть его с места.
Мы поспешили перейти в заросли стланика. Костер из мокрых стланиковых ветвей удалось развести с огромным трудом. Дождь значительно ослабел, но не прекращался до вечера и время от времени накрапывал всю ночь. Мокрым, под мокрыми плащами нам пришлось провести эту ночь.
На рассвете мы измерили, разделали и взвесили тушу убитого оленя. Все мягкие части оленя закопали в снег, вырыв в нем глубокую пещеру. Теперь наш отряд располагал большим запасом мяса и мог вернуться сюда надолго, захватив лишь хлеб, масло, сахар, чай, соль и крупу.
Цель рекогносцировочного похода была достигнута — мы запасли мясо для длительных стационарных работ и нашли для этого очень подходящее место.
Закончив свои дела, начали перевал к Байкалу и вскоре уже поднялись на соседнюю седловину, по-прежнему встречая на пути множество оленьих и медвежьих следов.