Любовники — оба они служили заведующими кафедрами — расстались. И через несколько месяцев партийное бюро снова обсуждало поведение в быту члена КПСС с 1943 г. тов. С. Пожаловалась свекровь: «Тяжелые отношения в семье сложились в результате того, что тов. С. стала вести себя неправильно как мать и как женщина». Тов. С. оправдывалась: «Любой разговор между нами переводился на тему о мужчинах. <...> Последнее время наши отношения перешли в ненависть между нами. Факт драки со свекровью я, действительно, не помню. С ее стороны началась прямо слежка, связанная с отношениями с 3-ным и вот, по-видимому, это привело к тому, что я, не помня себя, нанесла ей удары и укусы». Партбюро решило: «За неправильное поведение в быту, крупные недостатки в воспитании детей, избиение и оскорбление свекрови тов. С. Т. П. объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку. Просить собрание утвердить
• Протоколы заседаний партийного бюро Молотовского Госуниверситета им. А.М. Горького. Сентябрь 1953//ГОПАПО. Ф.717. On. 1. Д. 111. Л. 138-139.
221
данное решение. Просить ректора рассмотреть вопрос о возможности оставления тов. С. руководителем кафедры»1.
У саратовских выпускников были основание брезгливо смотреть на своих новых коллег. Те платили им открытой неприязнью.
Тридцатилетние преподаватели, вернувшиеся с фронта, также относились к саратовским мальчикам неодобрительно. Те же не упускали случая напомнить об особом статусе, который, по их мнению, занимала юриспруденция в отечественном гуманитарном знании. В тогдашней науке, как, впрочем, и в иных частях государственной машины действовал сугубо иерархический принцип. На публике каждую научную отрасль представлял один большой ученый, увенчанный общественным признанием: депутатством, академическим титулом, лауреатством. Внутри круга светил науки также существовала своя собственная иерархия. Самыми признанными учеными, пользующимися милостями «корифея всех наук», в описываемое время были двое: академики Т. Д. Лысенко и А. Я. Вышинский. Последний, несмотря на свои дипломатические должности, а, может быть, и благодаря им, оставался патроном советской юриспруденции. В. В. Пугачев в 1950 г. обратился к секретарю партбюро университета Ф. С. Горовому с просьбой разрешить студенческую конференцию на тему: «Вышинский — великий корифей науки». Тот отказал: «Мы изучаем биографии даже не всех членов Политбюро, а, во-вторых, незачем копаться в биографических данных тов. Вышинского и этим самым наталкивать их узнавать о меньшевистском прошлом тов. Вышинского»2. Юристы обиделись и обвинили бестактного партийного секретаря в «дискредитации тов. Вышинского». Памятливый Ф. С. Горовой потом долго объяснялся в начальственных кабинетах, но взыскания не получил и при должности на некоторое время остался3.
1 Протоколы заседаний партийного бюро Молотовского Госуниверситета им. A.M. Горького. 25.11.1953//ГОПАПО. Ф. 717. On. 1. Д. ИГЛ. 160-162.
2 Прасс - Яковлеву. 17.04.1952//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 18. Д. 205. Л. 224.
3 За 12 лет до этих событий весной 1938 Г. М. Алданов в парижской газете «Последние новости» писал: «Вот ведь и г. Вышинскому до поры до времени не напоминают о его отнюдь не большевистском прошлом. Однако и он, верно, понимает, что на Лубянке добрые люди все, все помнят. Может быть, потихоньку, на всякий случай составляют и "досье"?» Алданов М. Очерки. М.: изд-во АПН, 1995. С. 249-250. Помнили, не только на Лубянке, но и на Заимке, где в те годы, как, впрочем, и сейчас, находился Молотовский государственный университет.
103
И. С. Ной и В. В. Пугачев являлись блестящими лекторами. Один из его бывших студентов на добрый десяток лет запомнил, как Пугачев читал лекции:
«Многое можно вообразить себе, но только не Пугачева, смотрящего в конспект. Негромкий, но хорошо поставленный голос с легкой хрипотцой с первых же минут завораживал аудиторию. <...> Говорит лаконично и просто. Главное для него — это живая мысль, летящая в аудиторию»1.