«Нынешний V курс расхваливал тов. Ноя в свое время на все лады», — напомнил при обсуждении его персонального дела студент Булдаков2. Правда, были семестры, когда И. С. Ною приходилось читать едва ли не дюжину разных предметов. В 1949—1950 учебном году он, во всяком случае, вынужден был принимать экзамены у студентов-экстернов по шестнадцати дисциплинам 3.
Естественно, далеко не все получалось одинаково хорошо. И. С. Ноя хватило, однако, на то, чтобы в том же 1950 г. поработать по совместительству адвокатом. Правда, на этом поприще он особых лавров не стяжал. Заработав за год около 2500 рублей, что было меньше месячного доцентского оклада, из коллегии ушел4.
Университетская молва разнесла, тем не менее, весть о его высоких заработках. За спиной И. С. Ноя было произнесено: «халтурщик».
Это обидное слово на советском новоязе было очень емким. Оно подразумевало и работу на стороне, и недобросовестность в исполнении трудовых обязанностей, и незаслуженно высокую зарплату, и рвачество, недостойное советского человека. В анонимном доносе на имя заместителя прокурора области по спецделам И. И. Буканова, датированном июлем 1952 г., в той же самой халтуре заодно обвинили И. С. Ноя. В письме же, отправленном М. Ф. Шкирятову, секретарь Молотовского обкома удостоверял, что Илья Соломонович, напротив, — добросовестный преподаватель:
«По отзывам ректора Госуниверситета и партийной организации, лекции читает квалифицированно, учебным материалом владеет»5.
223
И. С. Ной вступил в партию в 1946 году, В. В. Пугачев был принят кандидатом в 1950 г.
Будучи по природе своей людьми темпераментными и задиристыми, они избрали для себя в университете выигрышную позицию неистовых ревнителей идеологической чистоты и страстных борцов против всех и всяческих отклонений от генеральной линии. Что их на это подвигло: инстинкт самосохранения, азарт игроков, стремящихся, во что бы то ни стало выиграть на чужом поле, интеллектуальное высокомерие, не изжитая вовремя подростковая агрессивность? Иногда складывается ощущение, что они просто ребячились, походя переступая все и всяческие моральные запреты, скорее всего, попросту их не замечая. Может быть, В. В. Пугачев хотел продемонстрировать своему учителю, как его ничтожных гонителей можно уничтожать их же оружием. Во всяком случае, к большинству своих коллег по факультету они относились так же, как Ю. Оксман к филологам последнего призыва: презрительно и зло и вовсе не скрывали этого1. Преподаватель кафедры истории народов СССР Хитров публично жаловался на партийном собрании, что де Ной ему сказал: «А Вы знаете, Павел Иванович, что о Вас ходит молва, что Вы порядочная сволочь»2.
Их кредо демонстративно сформулировал И. С. Ной:
«Да, мы лихорадим университет в том смысле, что на протяжении пяти лет нашей работы в университете смело критикуем, невзирая на лица, всех тех, кто в своих лекциях допускает ошибки, отступает от марксизма- ленинизма»3.
Вели они себя дерзко, партийным слэнгом владели в совершенстве, назубок знали канонические тексты, университетских зубров нисколько не боялись. С мнением ректора позволяли себе не соглашаться. Новоназначенного декана юридического факультета И. М. Кислицина третировали. В. В. Пугачев как-то предложил уволить его из университета по профессиональной непригодности. Кис-лицин остался, но права вмешиваться в работу кафедр не получил.
103
Заведующие сохранили за собой на некоторое время привилегию самостоятельно подбирать кадры. Делали они это не лучшим образом. Илья Соломонович устроил перевод в Молотовский университет из Саратова молодого криминалиста инвалида войны Василия Федотовича Зудина. Тот был отличный фотограф, недурной эксперт, хороший организатор, к тому же активист, умеющий с нужным напором выступать на партийных собраниях. Преподаватель он был никакой, на лекциях мямлил нечто невразумительное, к месту и не к месту цитировал классиков. Иной раз случался конфуз. Слушатели его высказывания коллекционировали. В. Ф. Зудина мучили страшные головные боли — последствия фронтовой контузии. И. С. Ной относился к нему хоть и несколько снисходительно, но вполне доброжелательно. Было за что. Криминалистическую лабораторию Зудин создал. Василий Федотович платил Ною искренней преданностью. В личном общении он был приятным и обаятельным молодым человеком, пел, аккомпанировал на гитаре, непринужденно болтал со студентами. Отличался непосредственностью манер: мог после занятий, накинув на плечи пальто, сесть на стол и продолжить беседу. Впрочем, и другие сотрудники юридического факультета держать себя в рамках, как подобает советским доцентам, еще не научились. В официальной справке «О деятельности юридического факультета Молотовского госуниверситета» от 15 марта 1953 г. по этому поводу имеется соответствующая запись: «На заседаниях совета многие научные работники ведут себя недисциплинированно: разговаривают, переписываются, перебрасываются репликами, остротами»1.