1 Зудин - УМГБ по Молотовской области. 10.12.1952//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 18. Д. 206. Л. 226-227.
103
беспринципную склоку. Дело неприятное, но вполне обычное. Члены партийного бюро были достаточно опытны для того, чтобы понять, из каких побуждений Василий Федотович надел на себя латы неистового борца за чистоту марксизма-ленинизма, кто вручил ему меч и копье. Спустя два месяца В. В. Пугачев выйдет из тени и задаст грозный вопрос партийному собранию: «Когда у нас в университете прекратятся безобразия с выискиванием ошибок у товарища Сталина»1? И никого не напугает, только разозлит.
Складывается впечатление, что в декабре 1952 г. в университетской партийной среде увеличилась дистанция между повседневными практиками и политической риторикой. Появилось некоторое чувство критичности по отношению к священным советским текстам. Партийные активисты на самом деле согласны с тем, что и у товарища Сталина бывают ошибки. Некоторые говорят об этом вслух, убеждая несговорчивых оппонентов — того же В. В. Пугачева. Другие молча соглашаются.
Возможно, что к такой позиции молотовских вузовских преподавателей подтолкнул сам Сталин. В 1946 — 1951 гг. выходят из печати тринадцать томов его сочинений, в которых после поверхностной редактуры опубликовано множество ранних работ, в том числе и тех, которые Сталин позднее признал ошибочными: об отношении к временному правительству в марте 1917, например. «До сих пор удивляюсь, зачем он ее там напечатал», — спустя долгие десятилетия говорил В. М. Молотов2. Кроме того, Сталин вновь предал огласке явно несвоевременные мысли, в том числе о необходимости учиться у американцев, бороться против русификации и даже брать под защиту оклеветанных чеченцев и ингушей. «Перед нами совершенно уникальный случай, когда корпус сакральных писаний заведомо включает в себя жесточайше табуированные фрагменты», — справедливо замечает по этому поводу литературовед М. Вайскопф3.
Какими бы мотивами не руководствовался автор, но для внимательных читателей литературное творчество вождя лишалось каноничности. Однако для того, чтобы эту внимательность проявить, необходимо было проделать большую внутреннюю работу — избыть в себе религиозное чувство и по отношению к текстам Сталина, и по отношению к нему самому. Здесь следует оговориться: если таковое
1 Протокол партийного собрания Молотовского Госуниверситета им. A.M. Горького. 15.02.1953//ГОПАПО. Ф. 717. On. 1. Д. 109. Л. 12.
2 Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 158.
3 Вайскопф М. Писатель Сталин. М.: НЛО, 2001. С. 14.
103
чувство на самом деле имело место, а не являлось готовой ритуальной формой, в которую облекались совсем иные переживания и настроения или маскировалось их полное отсутствие. Рационально мыслящим вузовским партийцам было ясно: кое-что в сталинском наследии устарело, может быть, и «Краткий курс» тоже. Все послевоенные идеологические кампании, так или иначе затрагивавшие советскую интеллигенцию, тематически и сюжетно выходили за рамки, этой книгой предложенные. В них ставились и решались на обновленном языке совсем иные вопросы. Тематика «Краткого курса» стремительно утрачивала свою актуальность. Его сюжеты относились к древней партийной истории. По всей видимости, так, или почти так считали и в областных инстанциях.
Из МГБ письмо В. Ф. Зудина было переправлено в обком партии: мол, дело по вашей части, вы сначала и разбирайтесь1.
Там оно пролежало несколько месяцев без движения, пока не было снято с контроля 19 мая 1953 г. В «Справке», подписанной Ма-доновым, решение мотивировалось тем, что «бюро обкома КПСС обсудило вопрос "О работе кафедр общественных наук Молотовского государственного университета". В постановлении отмечено, что т. Павлович в некоторых своих лекциях допускает неряшливые формулировки и даже ошибочное толкование отдельных важных вопросов марксистско-ленинской теории. Бюро обкома партии указало т. Павловичу на это, а также на неправильное, непартийное с его стороны реагирование на критику своих недостатков. Бюро потребовало от т. Павловича коренного улучшения работы и руководства кафедрой политэкономии. <...> Таким образом, вопросы, поставленные в письме т. Зудина, следует считать исчерпанными»2. В январе было не до него. Начиналась новая политическая кампания — дело врачей.