Просьбу приняли во внимание. 5 февраля 1953 г. Л. В. Кац был исключен из партии4. Его восстановят решением Комитета партийного контроля при ЦК КПСС ровно через полгода5. Милосердова сняли с работы, объявив ему строгий выговор с предупреждением.
Закончив с медиками, обком занялся кадрами. Официального решения, предписывающего увольнять евреев с руководящих постов, обнаружить не удалось. Возможно, его и не было. Что касается устных указаний, выраженных с полной прямотой или намеком, то их следы обнаруживаются в разных документах. Та же В. С. Хейнман рассказывает, что после того как ее мужа — начальника шахты освободили от должности, к ним на квартиру по поручению секретаря горкома пришел его друг доктор Кузовлев — объясниться:
237
«Товарища Губанова [партийного секретаря — О. Л.] недавно слушали на бюро обкома за кадры, где ему крепко попало, причем он получил установку от Молотовского обкома под любым предлогом снять с руководящей работы всех евреев, так как партия питает политическое недоверие к еврейскому народу, мол, они все шпионы и т. д. 1953 год, — продолжает Кузовлев, — будет годом изгнания всех евреев с руководящей работы, поэтому не отчаивайтесь, тов. Губанов здесь неповинен, такой поворот сейчас в национальной политике»1.
В архиве сохранились не датированные «Заметки к выступлению» инструктора обкома Стариковой, в которых директору сельскохозяйственного института Николаю Константиновичу Масал-кину ставилось в вину, что он не исполняет устного распоряжения обкома об увольнении двух заведующих кафедрами 3. М. Шапиро и М. П. Рабиновича:
«Товарищу Масалкину было сказано, чтобы он освободил институт от этих нечестных людей. Сразу этого было сделать нельзя (не было замены), и мы согласились с тем, чтобы они пока работали в институте, но при условии замены их в ближайшее время. Это обязывало т. Масалкина вести себя с ними так, чтобы можно было использовать любой случай, чтобы освободить этих людей. Тов. Масалкин такой линии не вел. <...> Тов. Масалкин хвалит Рабиновича на каждом шагу как лучшего лектора по вопросам организации сельхозпредприятий, и линии на подготовку его освобождения из института не видно»2. За Н. К. Масалкина взялась «Молодая гвардия», в которой был опубликован фельетон, обвиняющий директора в покровительстве «пойманных с поличным дельцов», но тот стоял на своем3.
Николай Константинович директором института был назначен совсем недавно, в 1951 году; до этого десять лет был на партийной работе, откуда ушел после унизительной проверки, выяснявшей, не были ли его родителя «крупными кустарями», не столовались ли у них колчаковские офицеры, не владела ли его дальняя родственница публичным домом. Хотя доказать ничего не удалось, на всякий случай заведующего отделом обкома передвинули в институт4.
Такой была обстановка в городе, когда партийная организация университета вновь вернулась к обсуждению лекции В. А. Павловича, а заодно с ней и поведения И. С. Ноя, В. В. Пугачева и В. Ф. Зудина. Те поначалу опасности не заметили и вели себя по-прежнему В отличие от начальников цехов завода им. Калинина, к несчастью своему оказавшихся евреями, которые просто не пошли на собрания, посвященные разоблачению англо-американских шпионов, И. С. Ной не только на такое собрание пришел, но и выступил, проведя прямую линию между преступлениями «врачей-убийц» и «идеологическими ошибками т.т. Шахматова и Кислицина»1. Отвести удар, однако, не получилось.
Противники Ноя и Пугачева нашли ситуацию подходящей, чтобы свести с ними окончательные счеты. Тем более, что подоспела замена. На заседании ученого совета декан юридического факультета Кислицин вспоминает, что В. В. Пугачев является историком по специальности и уже поэтому «...не может руководить научной работой кафедры истории государства и права»2.
В конце ноября В. А. Павлович пишет заявление в ученый совет университета, забыв указать адресата в заголовке. Он сообщал в нем, что на юридическом факультете действует «семейно-приятельская группа», возглавляемая т. Ной, «который использует свое служебное положение в своих интересах. Поэтому эта группа (есть основание предполагать, что в нее входят представители других кафедр) намерена прибывающего научного работника включать в систему "семей-но-приятельских отношений" или, при удобном случае, осуществить расправу, если, конечно, этот работник не имеет отношения к ним. (т. Шахматов, Павлович, возможно, и другие)». Далее он потребовал от партбюро и ректората принять необходимые меры и пожаловался на то, «что т. Ной возводит на меня ложную политическую клевету, обвиняя в идейном отходе от марксизма»3.