Образ жизни людей вполне соответствовал характеру поселения. Можно назвать его слободским: те, кто жили в собственных домах, держали скот, кормились с собственного огорода, что-то продавали на местных рынках, иногда обменивались простыми продуктами. Барачные обитатели таких преимуществ не имели, зато чаще и больше пили. Вокруг заводских проходных все было обставлено ларьками, торгующими водкой на вынос и распивочно. Когда один из профсоюзных активистов попытался пресечь это безобразие, его «...ведь не хотели просто слушать, а некоторые руководящие работники просто мне говорили, что я не понимаю политики партии и правительства, что я подрываю этим самым экономику нашей страны»3.
Мимо изможденных, дурно одетых рабочих проезжали в автомобилях большие начальники — румяные, сытые, под хмельком. Доподлинно не известно, замечали ли они прохожих. Знаю точно, своих подчиненных в машину не приглашали. Язвительный Иван Колпаков после рассказа на партийном собрании о том, как ветеранов революции 1905 г. в декабрьскую стужу везли на торжественное собрание в нетопленном автобусе, а мимо них в теплом ЗИМе прокатил пышущий здоровьем секретарь горкома, предложил отечественному авто-прому: «... разработать новую конструкцию экономичного двухмест
103
ного автомобиля для ответственных руководящих товарищей марки ОРТ, для него и для шофера, так как ведь практически эти дорогие в эксплуатации машины используются не по назначению, в них всегда ездит только один такой ответственный товарищ»1.
Встреча с начальственным автомобилем для рассеянного пешехода могла закончиться больницей. Машина, в которой ехал областной прокурор с детьми, сбила человека и покатила дальше. Свидетели возмутились. Сообщили в милицию. Написали в ЦК. Дело дошло до суда. На следствии водитель оправдывался тем, что только исполнял приказ: не останавливаться, «...ехать дальше, а потом возвратиться на место происшествия и разобраться». Вызванный в суд прокурор объяснил свое поведение так: "Старший сын мне сказал, что какой-то пьяный прыгает на машину Я ответил, что нечего смотреть на пьяных, и мы поехали дальше". Суд и обком прокурору поверили: «Виновность тов. Яковлева в происшедшем случае не установлена»2.
Одеты начальники были иначе — в шубы, меховые бурки, выглядели по-другому — рослыми, тучными, здоровыми. Говорили, правда, на том же языке — матерном3. Их жены не стояли в общих очередях; отправляли в них домработниц, детей не посылали после семилетки в ремесленные училища. И жили они не в бараках, а в просторных квартирах, иногда даже благоустроенных — с водой, газовой колонкой, теплым сортиром и телефоном. Местом встреч руководящих работников были либо частные квартиры, либо специально созданные и тщательно охраняемые объекты, вроде несколько раз упоминаемой в современных документах «нулевки» при заводе имени Молотова или «дачи» при заводе имени Кирова.
Видимый контраст жизненных условий порождал у рабочих чувства протеста, прорывавшиеся в ходе всех политических кампаний. Социальная напряженность в г. Молотове находила свое выражение не только в росте бытовой и уличной преступности, но и во множе
1 Выступление тов. Колпакова. Апрель 1956 г.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 23. Д. 115. Л. 108-109.
2 Пономарев М. - Шкирятову М.Ф. 20.04.1953//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 20. Д. 179. Л. 167.
3 В 1955 г. ответственные работники областного аппарата внутренних дел на партийном бюро журили заместителя начальника управления: «Допускать мат заместителю начальника управления — это некультурно. <...> Он иногда даже не замечает, когда говорит матом. <...> Аппарат наш вырос — и руководителю говорить с работником матом нельзя». Протокол заседания партийного бюро партийной организации УМВД по Молотовской области. 19.04.1955//ГОПАПО. Ф. 1624. On. 1. Д. 154. Л. 46-48.
35
стве анонимных писем, десятками, если не сотнями отправляемых в партийные и карательные инстанции.
Жизнь города Молотова, или несколько шире, области с тем же названием, отличалась пестротой и рассогласованностью. Советские политические ритуалы (демонстрации, митинги, собрания, политическая учеба) соседствовали здесь с отправлением древних религиозных обрядов. Индустриальные технологии внедрялись посредством традиционалистских обычаев господства — подчинения. Архаичные практики выживания дополнялись техниками рыночного обмена. Новые слова, разученные в школе, в армии, или на заводе, приобретали магическое значение оберегов перед всемогущими силами власти. Вера в высшую справедливость, воплощенную в вожде, оборачивалась недоверием и неприязнью к начальству. Лагерная преисподняя обжигала ноги лояльных и законопослушных граждан. Скудость быта символически компенсировалась пропагандой успехов. Все было зыбко, непрочно, насыщено тревогами и страхами.