51
103
венных, профессиональных, дружественных — связей, выстроенных в иерархическом порядке, высокая степень закрытости, использование семейных практик для контроля над деятельностью публичного института, мобилизация дополнительных ресурсов, прежде всего, чувства доверия для решения институциональных задач. Особенностью названного клана является двойственность его опорных конструкций: авторитет В. Н. Парина дополнялся административным и политическим влиянием Б. В. Парина.
Дом Париных до поры до времени контролировал ситуацию в Молотовском медицинском институте. Директор института Петр Петрович Сумбаев, в недалеком прошлом доцент без степени кафедры военно-оборонной работы, по волевым своим свойствам человек несильный и внушаемый — «теленок», по словам одного из недоброжелателей,1 — исполнял сугубо служебную роль. «У нас все проходит по-домашнему», — признает он впоследствии на партийном собрании2.
Главенство Дома Париных, как уже отмечалось выше, проявлялось в кадровой политике, отчасти в последовательности распределения скудных средств (помещений, оборудования, материалов для опытов), в значительно большей степени — в престижных преимуществах, особенно в представлении к государственным наградам: орденам, званиям и пр. Последнее вызывало наибольшее недовольство в отдаленной от Дома медицинской среде. Реакция обиженной профессуры была настолько сильной, что для ее описания директор института не нашел иных слов, кроме «злоба», «клевета», «подсижи-вани»: «Я помню, когда было проведено награждение научных работников молотовского медицинского института, возникла зависть, нехорошая зависть, усмешки — посмотрите, кого наградили, а меня или товарища не наградили. Были такие случаи»3. Складывается впечатление, что Дом Париных требовал от медицинской публики прежде всего символического признания: благодарностей от студентов, соответствующих публикаций в прессе, хвалебных слов в свой адрес на торжественных собраниях, публичных награждений и защиту от критики. О прямых экономических выгодах речь, как явствует из сохранившихся документов, не шла.
1 Тов. Прассу. 13.02.1950. Анонимное письмо//ГОПАПО Ф. 105 Оп 16 Д. 219. Л. 3.
2 Протоколы и планы работ партбюро и партсобраний мединститута 14.01.1947-12.09.1947// ГОПАПО. Ф. 6179. On. 1. Д. 2. Л. 114.
3 Там же. Л. 115.
52
Взамен институт, в особенности, профессура, получил немалые преимущества. Речь идет, во-первых, о неписанной охранной грамоте, оберегавшей сотрудников учебного заведения от арестов по политическим мотивам во время войны; во-вторых, об упорядочении всей системы отношений в разнородном по своей социальной генеалогии сообществе, вынужденном взаимодействовать в скудной, изменчивой, дезорганизованной среде по невнятным правилам. Выпускники императорских университетов и советских вузов, убежденные партийцы и люди религиозных убеждений, бывшие «сидельцы» и «сексоты» вездесущих органов, высококвалифицированные медики и малообразованные обществоведы (некоторые из них так и не смогли предъявить диплом о высшем образовании) — все вместе составляли профессорско-преподавательский состав провинциального медицинского вуза. Выстроить их поведение по единому образцу не могли наскоро сконструированные властью социальные институты: партийные, административные, научные и учебные организации. Требования, ими предъявляемыми, не только расходились с интересами вовлеченных в их деятельность людей, но и во много раз превосходили их социальные и индивидуальные возможности.
Клановость одомашнивала нормы, придавала им человеческое измерение и выстраивала в соответствии с ними ориентиры социального действия. Дом Париных — и это надо отметить особо — культивировал, естественно, в ослабленном и отредактированном виде традиции старого университетского сообщества: манеры поведения (вспомним «голубчика»), ясные представления о гамбургском счете, по которыму полагается оценивать научные достижения (практическую применимость, публикации в международных и авторитетных зарубежных изданиях, индекс цитирования1), некоторую дистанцированность от советской действительности, возможность в собственном кругу называть вещи своими именами или слегка иронизировать над пропагандой, зарабатывать деньги своим трудом, в том числе, и частной практикой и даже организовывать семейную жизнь не по-советски2. «Возьмем
103
такое преклонение заграницей, преклонение из ряда вон выходящее: некоторые профессора доходили до того, что не отдавали в нашу советскую школу детей. Не отдавали в советскую школу детей, потому что там разлагающая среда. <...> Профессор нанимает дома учителей, не отдавая ребенка в советскую школу, чтобы он там не разложился. Вместо того, чтобы помочь поднять советскую школу до нужного нам уровня, делали попытку учить детей вне ее. Так ведь было дело./Голос с места — О ком вы говорите?/... Это имело место среди некоторой профессуры»1. Доцент ГДеголев, именно его выступление на партийном собрании здесь процитировано, ввернул «преклонение перед заграницей» для красного словца, вернее, для того, чтобы придать своему обвинению политический характер, но имен все-таки не назвал: пусть партийные органы сами разбираются. Он, мол, не доносчик.