Особыми услугами торговли номенклатурные работники пользоваться умели. В чрезвычайных ситуациях им нужно было установить связи с работниками учреждений финансовых на основе общего интереса: сохранения и приумножения личных денежных запасов. Социальные сети выстраивались с двух концов: от высокопоставленных чиновников партийного, советского, хозяйственного и карательного аппаратов к служащим финансовых учреждений — и в обратном направлении. Причем в эти цепочки вовлекались на основе доверительных отношений третьи лица, являющиеся посредниками между договаривающимися сторонами, или замещающие, а в некоторых случаях
1 Ильин - Хмелевскому. 29.12.1947 Г.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 169. Л. 111-119.
2 Гуревич - Пигалеву 30.12.1947//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 169. Л. 108.
3 Там же, Л. 106-109.
103
прикрывающие во время противозаконных операций высокопоставленных чиновников разных серьезных ведомств.
Основные события развернулись в сберегательных кассах. Номенклатурные работники и служащие финансовых учреждений увидели в трехтысячных вкладах реальную возможность спасти денежные накопления от конфискации. Нужно было только, заручившись согласием руководства сберкасс, внести на счета деньги задним числом. И такое согласие было получено. Начальник Молотовского управления сберкасс Панынина даже проявила собственную инициативу, оповестив многочисленных чиновных знакомых о такой возможности. Позднее ее сделали козлом отпущения, обвинили в том, что именно она сбила с истинного пути заслуженных и солидных мужчин, заставила их совершать антигосударственные действия. Секретарь обкома Кузьма Хмелевский на заседании бюро найдет соответствующую формулировку: «Паныпина — заведующая госсберкассой не только сама сделала крупное преступление, но провоцировала целый ряд руководящих работников, ей это было выгодно»1.
Партийный секретарь, естественно, лицемерил. Стремясь выгородить собственных подчиненных, он представил их несмышлеными и наивными подростками, поддавшимися на уговоры матерой обманщицы. Может быть, хотел так нейтрализовать воздействие устрашающей прокурорской политической риторики, явно позаимствованной из языка партийных дискуссий двадцатых годов. В «Справке», составленной в городской прокуратуре для обкома ВКП(б) в феврале 1948 г., в адрес нарушителей звучали грозные ноты: «Выражая настроения наиболее отсталых слоев населения, в сознании которых еще сильны пережитки капитализма, эти лица показали свою политическую неустойчивость, своими действиями подрывали денежную реформу и тем самым наносили ущерб государству»2.
В деталях, однако, К. Хмелевский был прав. Действительно, у Паньшиной, кроме сугубо статусных, были материальные основания принимать задним числом вклады от важных лиц и взять в со
1 Протокол 2 от 9.04.1948 г. заседания бюро обкома ВКП(б)// ГОПАПО Ф. 105. Оп. 14. Д. 36. Протоколы NN 1-2 заседаний бюро обкома ВКП(б). 6 апреля 1948 г. - 9 апреля 1948 г. - С. 118.
2 Справка о фактах грубого нарушения постановления Совета Министров Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1947 г. «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары» учреждениями, предприятиями, организациями и должностными лицами» 17.02.1948//ГАПО. Ф. р1365. Оп. 2. Д. 166. Л. 102.
участники высокопоставленных сотрудников МГБ — чтобы обезопасить себя в случае расследования. Она и свои деньги принялась спасать после объявления о реформе. «Панынина по Центральной сберегательной кассе оформила на свое имя и на имя сына вклад на сумму 8000 рублей. Она же оформила четыре вклада на себя и своего сына в сумме 20 000 рублей по сберкассе № 081 завода «Красный Октябрь»1.
На позднейших допросах в городской прокуратуре работники центральной сберкассы рассказали, что делалось в операционном зале Центральной сберегательной кассы № 22 г. Молотова поздним вечером 14 декабря. Процитируем показания главного бухгалтера Дмитрия Федоровича Быкова, молодого человека 25 лет с восьмиклассным образованием:
«14.12.1947 г. по заранее данному распоряжению Паньшиной ... приблизительно в 6 часов вечера, я прибыл на совещание, которое было намечено, но повестка дня должна была быть объявлена на совещании. Приблизительно около 8 часов вечера мы были приглашены на совещание, где прорабатывались инструкции министерства финансов. <...> Совещание закончилось приблизительно в 10-30 вечера. После совещания я спустился в операционную часть, где прием вкладов уже заканчивался. Так как после нашего совещания я должен был провести оперативное совещание с работниками сберкассы, то я обратился к <...> Паньшиной, чтобы заканчивать операционный день или не заканчивать, ввиду того, что операции за день были большие, и сразу же после работы я проводил инструктаж по переоценке вкладов. Паныпина ответила, чтобы мы не заключались и оставили один операционный дневник не законченным. Кроме того, Паныпина предупредила меня, чтобы я оставил один билет на предъявителя для директора одного завода. <...> Когда я проводил инструктаж, то зав. опер, частью Кропачева А. П. находилась в операционной части и выполняла прием вкладов, как я позднее узнал, по распоряжению Паньшиной.