Рамос передал письмо Старику, и тот прочитал его еще раз. Положив лист на стол, он спросил:
— Состоялся контакт со связным?
— Да. Автор письма лжет, что группа захвачена, — ответил Рамос.
— В письме есть и другая ложь. — Старик подошел к сейфу и вернулся с первым письмом. Он просмотрел оба листа и положил их на стол. — Интересно, почему понадобилось посылать два листа одного письма раздельно? Не понимаю, — проговорил он.
— Второй лист поступил всего через, день, и в нем есть кое—что интересное. В первой части не уточняется личность задержанного. Похоже, их интересовала наша реакция, — высказал предположение Рамос.
— Это правильно. И все же я никак не могу понять, в чем дело.
Старик положил оба листа в папку и отнес ее в сейф. Потом подошел к столу.
— Что удалось выяснить относительно ключа? — спросил он.
— Здесь осталась сестра бывшей хозяйки дома. Представительница квартального комитета вспомнила, что у Эстер был ключ, — сказал Рамос.
— Эстер?
— Так зовут сестру хозяйки.
— Что предпринято в отношении ее?
— В документах, изъятых у Манолина, Эстер значится в списке «почтовых ящиков». Сейчас она находится под наблюдением. Сегодня в восемь часов вечера при проведении общей операции по задержанию членов группы она будет арестована.
— Что с задержанными?
— Они в изоляторах. Юйя и Манолин пишут признания. Врач пока отказывается давать показания. Он, естественно, не знает об аресте остальных и об уликах, которые у нас имеются против него.
— Что известно о последней передаче?
— Юйя призналась, что это она провела ее, и сообщила текст передачи.
Старик взглянул на часы. «Умный уже должен быть в воздухе», — подумал он.
В международном аэропорту имени Хосе Марти Ферра наблюдал за тем, как взлетал пассажирский самолет.
По прибытии в Палм—Бич Пабло разместили в одном из домов, принадлежавших ЦРУ. Через два дня его препроводили в штаб—квартиру ЦРУ в Майами, которую все называли Центром. С ним трижды долго беседовал Доктор. Представленный им доклад произвел хорошее впечатление.
Когда Пабло находился в кабинете Доктора, дверь открылась и он увидел четырех человек. Троих из них он не знал. Четвертым был Хасинто.
— Этот человек и есть тот самый знаменитый Х–23, — сказал Доктор, обращаясь к Пабло и жестом показывая на Хасинто.
Пабло окинул Хасинто презрительным взглядом и, подойдя к нему, несколько раз сильно ударил по лицу.
— Хватит! — скомандовал Доктор.
— Из—за этого подлеца меня чуть не убили, — заметно волнуясь, проговорил Пабло.
— Увезите его в «Рай», — приказал Доктор.
Пабло посмотрел вслед уходящему, а потом повернулся к Доктору.
— У меня к вам есть дело, — произнес тот.
— Я весь внимание.
— Майк рассказывал мне о вашей работе на Кубе и посоветовал подумать о том, чтобы вы заменили Хасинто и вошли в состав специальной группы.
— Не знаю, справлюсь ли, — засомневался Пабло.
Доктор улыбнулся:
— А мне было показалось, что вам не по душе мое предложение. Вы не должны беспокоиться: вам помогут.
— В таком случае я согласен, — сказал Пабло.
— Хорошо. Завтра же и приступите.
Пабло понял, что разговор подходит к концу, и встал.
— Что будет с коммунистом? — спросил он.
Доктор внимательно посмотрел на Пабло и опустил голову:
— Этой ночью произойдет «несчастный случай».
— Мне хотелось бы попросить разрешения внести свою лепту…
— Хорошо. Передайте командиру спецгруппы, что вы вместе с ним будете участвовать в операции.
Пабло повернулся и пошел к двери.
Пабло сидел рядом с Хасинто на заднем сиденье автомобиля. Командир спецгруппы гнал машину на предельной скорости. Пабло взглянул на часы — два часа ночи. Он посмотрел на спокойно сидевшего Хасинто.
Машина остановилась. Из нее вышли трое и двинулись вперед по песчаному пляжу: впереди — Хасинто в наручниках, за ним — Пабло и командир спецгруппы. Последний сделал Пабло знак, и тот подошел к Хасинто. После секундной заминки шествие возобновилось. Теперь руки у Хасинто были свободны, а сопровождающие держали пистолеты наготове.
Хасинто смотрел на воду. Когда он взглядом дотянулся до линии горизонта, то прикрыл глаза. «Вот и конец. Марсия и Норма уже спят… Когда—нибудь они узнают, как умер их отец… Мне нечего стыдиться. Моя совесть чиста, — думал он. — Через несколько часов они проснутся, наденут форму с бело—голубым галстуком и пойдут в школу. А может, они сейчас учатся во вторую смену? Они пионерки и станут коммунистками… Мои товарищи помогут им. Революция их воспитает… Мне не о чем беспокоиться…»