Вскоре бескрайняя синева небес очистилась: пузыри, достигнув земли, полопались и исчезли. Лишь настырный самолет вновь и вновь налетал на девочку, неумолчно, неутомимо стрекоча и оставляя вокруг нее серые хлопающие дымки. И с каждым налетом ужас все сильнее сжимал детское сердце.
Еще на рассвете они услышали перестрелку. Отца дома не было — он дежурил на берегу и первым встретил агрессоров. Мать стала суматошно собирать дочерей, сама не зная, зачем это делает. Заглянул сосед, велел никуда не выходить, залезть под стол, сложив на него все матрасы, и ждать. Но укрытие соорудить не успели: над хижиной с ревом пронеслись самолеты, и она вспыхнула, точно треска, высушенная на солнце. Ненасытные языки пламени быстро пожирали ее. Схватив детей за руки, мать потащила их к шоссе…
Солнце поднялось уже высоко. Становилось жарко. Девочка все металась между сестрой и матерью. А самолет опять приближался. Отчаянно закричав, девочка бросилась бежать по шоссе и неожиданно столкнулась с какими—то здоровенными мужчинами. Их было трое, и все — в пятнистой, словно нарочно испачканной, одежде.
— Ты что тут делаешь?
— Папу ищу.
— Где же он, твой папа?
— Не знаю…
— А почему ты одна?
— Я была с мамой и с сестричкой. А потом прилетел самолет, такой большой… и начал стрелять…
Трое молча переглянулись. Девочка удивленно рассматривала их странную одежду.
— Что будем делать? — спросил один.
— Не знаю, — отмахнулся другой.
— Она нам — как телеге пятое колесо, — раздраженно буркнул третий.
— Так отправим ее в рай… к господу, отцу нашему…
— К отцу?! — воскликнула девочка, просияв.
— Да нет, к священнику.
— А—а–а…
— Ты что, священника никогда не видела?
— У нас тут не было… ни одного…
— Само собой, что им тут было делать? — раздраженно заговорил один из незнакомцев, но другой, не дав ему докончить, спросил у девочки:
— Послушай—ка, а твой отец не коммунист, случайно?
— Кто—кто?
— Не понимаешь? Тогда так: твой отец фиделист?
— Конечно! — ответила она. — Мы тут все — с Фиделем. А вы?
Трое мужчин молча переглянулись, а девочка недоумевала, почему у них стали такие строгие, недобрые лица.
— Давай все же отведем ее к священнику, — предложил самый неразговорчивый незнакомец, — не то поднимут шум… — И он подхватил девочку, зажав ей рот ладонью.
Свернув с шоссе, они шли недолго: полевой госпиталь находился совсем рядом. Санитар, священник и двое с винтовками стерегли двух пленников — старика и молодого мужчину. Девочка на мгновение замерла, будто боялась поверить своим глазам, и вдруг бросилась в объятия молодого мужчины:
— Папа! А я тебя так искала!.. Молодой мужчина вскрикнул:
— Почему ты тут? Где мама? Девочка молчала и тихо плакала.
— Что случилось? — встревоженно спрашивал отец, прижимая ее к себе.
— Все сгорело, папа, — всхлипывала девочка, — все—все. Мы побежали, а за нами погнался самолет… Мы бежали, бежали, а мама споткнулась и упала… И сестричка споткнулась…
Молодой мужчина побледнел и стиснул зубы.
— Помолимся о них, — предложил священник и размашисто перекрестился.
— Это их не воскресит.
— Вот невежа! — проворчал санитар. — И какой неблагодарный!
— А—а, так я еще и благодарить вас должен?! — Голос пленника дрожал от ненависти.
— Не обращайте внимания, святой отец. Девчонка сказала нам, что он коммунист.
Перекрестившись, священник приблизился к молодому мужчине, может быть, надеясь все—таки наставить на путь истинный эту заблудшую душу. А девочка еще крепче прижалась к отцовской груди.
— Господь тебя простит, если покаешься. Еще есть время…
— Каяться? В чем?
— В том, что в бога не веришь… — размеренно говорил священник. — В том, что коммунист…
— Я — фиделист…
— Это одно и то же!
— И не раскаиваюсь в этом, — закончил пленник.
— Жаль… Мы — армия освободителей и пришли возвратить вам свободу.
— Какую, интересно?
— Ту, что была у вас прежде.
Молодой мужчина готов был вцепиться священнику в глотку. До революции сии служители божий на эти болота даже не заглядывали, а теперь, видите ли, явились вместе с наемниками. Топчут страну и бахвалятся, будто несут ей утраченную свободу…
— На Кубе нет свободы, — твердил священник, — а мы пришли, чтобы вернуть ее вам…