23 декабря. Воскресенье
Вечер. Иду домой из заводской поликлиники с собрания врачей.
34
Калининский рабочий поселок из сплошных бараков охватывает скобой площадь завода. Есть первая барачная площадка, есть вторая и третья. Даже есть дальний барачный городок. Бараки крыты толем. На них снег, вокруг сугробы, изрезанные глубокими проходами. Слышу песни… Рабочий народ отдыхает. Звезды над поселком предвещают ясное и тихое утро… Тесовые засыпушки - с опилками и со шлаками из котельной - подымают в небо белые дымовые столбы. И в этом, многим не заметном соревновании дымов есть какая-то трудноуловимая человеческая теплота. Многие из недавних молодых крестьян округи и даже дальних мест России здесь приобрели новую профессию: кузнеца или подручного сталевара… У них уже есть семьи и дети.
В эти дни особенно хорошо и светло на поселке. Завтра или послезавтра, но не позже, наступит конец господству хлебной карточки! Карточка! Зелененький клочок бумажки! А сколько за пять лет из-за нее произошло драм и трагедий! Потерял хлебную карточку, особенно рабочую, тогда месяц перебивайся как хочешь. Тебе ее никто не выдаст и не восстановит. Она дороже денег, она сама жизнь каждого человека. И вот ее скоро не будет!… Как же не радоваться и не веселиться людям?
Пять лет тяжелого труда… Железная выдержка и настойчивость молодого рабочего класса дали Отчизне передовую промышленность по производству автомобилей, тракторов, пушек и танков и много другого! Где, в какой стране еще найдется такой, как наш, рабочий класс?! Его подвиг в первой пятилетке на века войдет в летопись советской истории.
1935 год. 14 января. Понедельник
Мимо широких и приземистых окон редакционного барака в черно-серой мгле плотной толпой шли рабочие вечерней смены. Стукнув пальцем по стеклу, кто-то помахал
35
мне рукой. Это пуансонщик Бочкарев. Мы давно с ним дружим. У старика - нашего активного рабкора - было чему поучиться.
Сижу за столом, разбираю письма. Одно особо тревожное. «Токарь Кудряшов допустил самое непростительное явление, - пишет рабкор. - Он из-за невнимательности погнул винт поперечного самохода станка «Шутте». Решил выправить его кувалдой, винт в результате совершенно испортился. Токарь Алексеев также из-за своей халатности допустил перегрузку станка «Удмурд» и сорвал зубья на шестернях передачи…»
В комнату вошел Грабин. Под вечер сегодня он вернулся из Москвы. Не утерпел и решил зайти в опытный цех. По пути домой заглянул и ко мне. Разговорились. Он был озабочен задержкой в подготовке к испытаниям пушки Ф-20, которые по плану еще дней десять назад должны были закончиться стрельбой на полигоне.
- Вы правы, задержка есть, но беда не в конструкторах. Завод как серийные пушки образца 1902-30 гг., так и наши опытные образцы делает кустарно. Разве это дело, когда слесари Румянцев, Воронин и даже сам мастер Мигунов уже больше недели шабрят, попросту говоря, скоблят полозки у «люльки» пушки? Технологическая культура производства в самом зачаточном состоянии. Вы почти каждую неделю в газете сообщаете о случаях поломки станков. Это же чистейшей воды дикость!…
Подал Грабину только что прочитанное письмо рабкора.
Василий Гаврилович прочитал и заметил:
- Это цветочки!… Этот Кудряшов у сменного мастера Мухина ушел с рабочего места, оставив работающий станок без присмотра. Результат? Сломан механизм сцепления. Коробка станка лопнула в четырех местах и развалилась на части.
Завод держится на сотне умельцев старой выучки. Вроде таких, как Семен Васильевич Волгин, Степан Федоро-
36
вич Антонов, Николай Александрович Лобанов. Таких людей на многотысячный коллектив раз-два и обчелся… Да-а… Кстати, докладываю. В семейном бараке № 27 конструкторы организовали пункт по ликвидации неграмотности. Начал действовать драматический кружок. Ищем мастерицу для обучения домохозяек шитью и вязанию. Двух молодых женщин пристроили ученицами в заводской парикмахерской.
- Василий Гаврилович, вы мне про Ф-22 скажите поподробнее.
- За нее не беспокойтесь, скоро на сборку начнут поступать детали опытных образцов. В начале мая из пушек обязательно начнем стрелять… Вам, надеюсь, не лишне знать некоторые подробности о наших конструкторах. Прежде всего скажу о ведущих. Они трудятся, не щадя своих сил.
Петр Федорович Муравьев спроектировал ствол. Эта работа очень трудоемкая, требующая большого числа математических расчетов и составления графиков. Каждый день я подходил к кульману Муравьева. Смотрел его расчеты, кривые. Мы беседовали, советовались… Однажды пришлось приказать Петру Федоровичу прекратить работу и не являться в КБ ни в субботу, ни в воскресенье. Ему нужно было отоспаться. Съездить в город, в кино. Одним словом, расслабиться. Муравьев холостяк, уходит из КБ со вторыми полуночными петухами. Такая чрезмерность в работе чревата срывом и умственным отупением.
В ближайшие дни в КБ открывается своя небольшая столовая. Буквально завтра Муравьев получает комнату в новом благоустроенном доме. В квартире имеется ванная. В наших условиях это роскошь.
Константин Константинович Ренне много старше Петра Федоровича. И характер у него другой. Сын офицера царской армии. Умеет беречь и рационально расходовать силы. Ренне очень быстро спроектировал верхний станок и лобо-
37
вую коробку, скомпоновал с ними всю вращающуюся часть орудия: ствол с затвором, «люльку» с тормозом отката и накатником, подъемный, поворотный и уравновешивающий механизмы. По правде сказать, такая работа не каждому по плечу. Она требует от конструктора глубоких знаний и широты технического мышления.
Почему об этом я говорю подробно?… Потому, что на заводе вы самый благодарный слушатель!…
- Василий Гаврилович! Вы меня смущаете!
- Нашими делами, честно говорю, из работников общественных организаций завода интересуетесь только вы… Другим - что «вертлюг» для бурения земли, что новая пушка. Одно и то же…
Я немного отвлекся… Ренне в своей работе использовал метод моделирования. Это в нашем КБ ново и интересно! Дома Константин Константинович из картона вырезал щеки верхнего станка. На клею поставил их на плоское картонное основание, то есть на лобовую коробку. После этого также изготовил и поставил на свои места «люльку» со стволом. Как только макет Ренне появился в КБ, к нему потянулись посмотреть Муравьев, Мещанинов и другие ведущие конструкторы.
Иная манера проектирования у Василия Алексеевича Строгова. Он молчун и тугодум. В первые дни Василий Алексеевич сидел за столом и рисовал эскизы «люльки». Отрывать его от работы - значит мешать. «Люльку» для Ф-22 он спроектировал в самый короткий срок. А в ней умещались и тормоз отката и накатник. Этот узел пушки поэтому и называется противооткатным устройством орудия. По полозкам «люльки» во время интенсивной стрельбы ствол в минуту будет откатываться взад и вперед до двадцати раз и более.
По- своему оригинален ведущий конструктор Владимир Дмитриевич Мещанинов. В прошлом типографский рабочий, рабфаковец, инженер советской школы, Владимир Дмитриевич работает споро. Свои соображения сразу же
38
оформляет в чертеж. В это время на его лице играет юношеская улыбка. Глаза горят. Он будто все время находится в непрерывной погоне за истиной. И вот она найдена - поймана! Мещанинов идет к Ренне взглянуть на его чертеж, что-то прикидывает в своей голове, заглядывает к Строгову. Цилиндры Мещанинова сопрягаются с его «люлькой». И когда Мещанинов устанавливает целесообразность своих решений, идет в курилку немного расслабиться. И надо видеть Владимира Дмитриевича, когда он достигает успеха. Тогда он всем своим существом светится, и, пожалуй, в это время нет на заводе человека, краше, счастливее и добрее его.