Затем были танцы, фотографирование с Грабиным, торжественное вручение каждому из присутствующих памятного знака - «Слет ветеранов конструкторов-артиллеристов». Во время застолья каждый пил сколько мог, но не было ни одного инцидента - даже намека на него, так были сплочены люди долгими годами совместной работы.
В 16 часов Грабин, попрощавшись со всеми за руку, отправился домой. За ним потянулись и мы, хотя на столах еще осталось много закуски и было достаточно спиртного. Он и в этот раз, хотя и был оживлен и никому не отказывал в беседе, остался недоволен встречей.
Вскоре Василий Гаврилович, мучимый спондилезом, уехал лечиться на Украину - на курорт «Хмельники». В ответе на письмо в Хмельники Грабин сверх моего ожидания коснулся слета ветеранов. «…Почетному нагрудному знаку я придавал большое значение, прилагал все силы, чтобы он был изготовлен и вручен. То и другое сделано, но удовлетворения я не получил. Вероятно, такой я нескладный по характеру человек. Ищу чего-то особенного и не замечаю его в силу своей старости и потрясений, постигших меня в прошлом. Ведь встреча прошла неплохо. Люди были довольны и веселы. Это свидетельствует об их благодарности, вернее, удовлетворении. Но характерным является то, что многих… не было. Это плохо. Правда, мы причину их
343
отсутствия не знаем. А может быть, кривая посещения пошла на затухание? Возможно, стало приедаться, как вы думаете?» Мне нечем было порадовать друга. Я давно еще до этих встреч говорил: «Коллектива ЦНИИ-58 как такового, давно не существует. О нем осталась память, и только». Но больная душа нашего глубоко уважаемого Василия Гавриловича отвергала эту истину.
1972 год
Василий Гаврилович закончил титаническую работу над мемуарами - труд составляет более 2000 машинописных страниц. Журнал «Октябрь» начал готовить к печати отрывки воспоминаний Грабина под названием «Оружие победы».
1973 год. 17 мая. Четверг
У Грабиных зацвел сад. Вечер. Умолкли птицы. Только жаворонок где-то в стороне от дома звонит в колокольцы. Василий Гаврилович лег в приготовленную постель в комнате на первом этаже. Здесь он работает, отдыхает и давно уже не рискует подниматься на второй этаж в рабочий кабинет.
В открытую форточку пробивался медовый запах, слегка круживший голову. Василий Гаврилович долго не мог уснуть, к полуночи почувствовал себя плохо и попросил жену вызвать «скорую помощь». Через тридцать минут его увезли. В первом часу ночи у больного отнялись левые рука и нога, расстроилась речь. В госпиталь привезли Анну Павловну. Врач разрешил ей поселиться в палате мужа. Она не покидала его до полного выздоровления. Посещение больного посторонними людьми исключалось. Так прошло все лето.
5 ноября. Вторник
Мне удалось купить десятый номер журнала «Октябрь». В ней первая публикация «Оружия победы». Для Грабина
З44
это большая поддержка. Позвонил ему по телефону, поздравил. Старик просил приехать. Мы долго беседовали, и на прощание он сказал:
- Самое главное будет в трех последующих номерах журнала.
Мне было приятно слышать ровный и спокойный голос нашего генерала, видеть его повеселевшие глаза, окрыленные надеждой,
1974 год. 4 марта. Понедельник
Перед отъездом в деревню без предупреждения поехал в Валентиновку навестить Грабина, На улице лед, лужи, кругом грязь. Под ногами мерзкая слякоть.
Василий Гаврилович встретил меня на кухне с палочкой, в генеральской папахе, меховой бекеше и сапогах на цигейке. Предупредив, чтобы я не раздевался, попросил пройти с ним на застекленную веранду. Здесь было светло и уютно, в углу небольшой стол и два полумягких кресла. В противоположной стороне стояла кушетка. Перед окнами дома среди яблонь, еще стоявших в снегу, прогуливался веселый март. Он одарял всех и вся животворным светом и синевой небес. Мы сидели друг против друга. Превозмогая боль, генерал только что осторожно опустился в кресло. В его глазах мелькнули искорки, которые свидетельствовали о том, что Грабин чем-то взволнован.
- Вы читали вчерашнюю «Правду»? - вдруг спросил хозяин дома, лукаво улыбнувшись.
- Читал.
- Ну и что вы нашли в ней утешительного?
- Старая история. В Узбекистане и Ставрополье на неделю раньше закончили сев.
- Не верю. Это все хитрости газетчиков. В прошлом и позапрошлом годах - всюду заканчивали сев досрочно. Но это все же не главное. Ныне пишут по-другому: «Началась битва за хлеб». Битва? Не помню таких случаев за
345
свою долгую жизнь. Если уж битва, значит у нас очень плохие дела в сельском хозяйстве.
- Журналисты при случае могут муху раздуть больше слона.
- Я давно перестал им верить. Один удалец пера мне как-то сказал: «Василий Гаврилович! Вы счастливый человек - все ваши пушки дались вам без особой борьбы и битвы!…» А если быть честным, то битва за пушки была, и не одна. Разве ночь с 4 на 5 января 1942 года не была жесточайшей борьбой не только за отдельную пушку, но и за всю артиллерию? Как можно это забыть? И все-таки я тогда не сдался, стоял до конца. В Москву, вы это помните, вызвали не Еляна - директора завода, не Олевского - главного инженера, а Грабина - главного конструктора. Всю ночь под стук буферов поезда старался понять причину вызова на ГКО. Нарком тоже не мог прояснить, в чем дело.
С Устиновым поехали в Кремль, вошли в зал заседаний. Вижу, сидят одни военные. Я сразу догадался, что это они добились нашего вызова. Из слов выступавшего генерала я понял, что вся работа по модернизации пушек и новой технологии подвергается не только критике, но и резкому осуждению. Другой оратор подверг сомнению надежность наших пушек в боевых условиях и высказал предположение, что они во время ведения беглого огня, особенно при длительной артиллерийской подготовке, обязательно будут рассыпаться!… После каждого выступления товарищ Сталин, имевший привычку прохаживаться по комнате, подходил ко мне и спрашивал: «Товарищ Грабин, что вы на это скажете?» «Товарищ Сталин, пушки надо делать только по новым модернизированным чертежам…» Следующий оратор еще энергичнее и красочнее говорил о том, где пушки могут подвести в бою. Гляжу, Сталин опять идет ко мне… И вот, когда он подошел в шестой раз и спросил: «Товарищ Грабин, что вы на это скажете?» - я не вытерпел, встал и по-военному отрапортовал: «Товарищ Сталин,
346
по каким чертежам прикажете, по таким и будем делать пушки!» «Вы страну без артиллерии оставите! У вас конструкторский зуд! Вы хотите все менять и менять! Работайте, как работали раньше!» - в его голосе были раздражение и гнев.
Он подошел к своему стулу, взял его за спинку и, приподняв, грохнул им об пол. Я никогда не видел Сталина таким раздраженным. Одним словом, ГКО постановил пушки делать по старой технологии… На этом заседание кончилось.
- Василий Гаврилович! А почему молчал Устинов? Мне это непонятно. Наших бьют, а он стоит в сторонке и молчит. Он же инженер и, я слыхал, работал конструктором.
- Тем не менее он смолчал. Почему? Трудно сказать. Скорее всего, перестраховался. Возражать разгневанному Сталину могли лишь очень волевые люди.
Солнечные лучи из окна стали падать на глаза рассказчика. Он осторожно отодвинулся и продолжал:
- Возврат к старому и переналадка всего производства, вас в этом нечего убеждать, действительно могли оставить армию без артиллерии. Вам трудно оценить, а мне спустя столько лет представить, в каком состоянии я покинул зал заседания. Только помню, все померкло и я будто бы уперся в огненную стену. Хочу преодолеть ее, а она горячая и обжигает руки и лицо. Как вышел из комнаты, не помню. Я был глубоко убежден, что ошибочность решения очевидна, и это скоро поймут, но будет поздно.