– Прочь с моих глаз, смертный! – высокий муж выбросил вперёд руку в указующем жесте и сверкнул неземными глазами.
Одет он был в просторный длинный гиматион[1], окутывающий стройное тело мягкими складками. Один конец ослепительно белой материи был переброшен через левое плечо, правое же было обнажено. Мраморной бледностью кожи оно уступало, разве что, изваянию Венеры Медицейской [2]. Мужчина нервными пальцами подхватил полы накидки и сделал шаг в сторону неприятеля. Его великолепной фигуре мог позавидовать любой из богов Олимпа. Волосы красавца были перехвачены узким ремешком, так что точёные смоляные завитки располагались ободком вокруг головы.
– Выслушай меня, - спокойным, но властным голосом ответил ему другой мужчина. Он был также высок ростом, и от его фигуры веяло надменностью и аристократизмом.
– Не желаю в сотый раз выслушивать твои бредни! Я требую, чтобы ко мне вновь явилась Терпсихора с моей лирой.
Подумав, что Терпсихора ещё не доделала для него недельный отчет, Майкрофт, а это был он, с максимальным терпением вопросил:
– Как ты думаешь, почему у тебя страсть к музыкальным инструментам?
– Почему у Аполлона, бога красоты и покровителя искусств, страсть к музыке? – Шерлок раздражённо сморщил нос, - Это также очевидно, как то, что ты накануне принимал ароматическую ванну, два часа назад съел несвежее пирожное, припрятанное на чёрный день, и мучаешься запорами.
– Совершенно верно. И откуда же ты всё это знаешь? – с надеждой спросил Холмс старший. В ответ на оскорбления брата он и бровью не повёл.
– Что значит, откуда?! Я БОГ, мне известно всё и вся.
Майкрофт беспомощно застонал и направился к выходу, шлёпая сандалиями по каменным плитам.
Уже две недели Майкрофту Холмсу приходилось терпеть подобный кошмар. Шестнадцать дней назад его непутёвый братец попал в плен к преступной группировке с Ближнего Востока, которую упорно выслеживал. Когда Шерлока вызволили из лап врагов, он находился в бессознательном состоянии. Придя в себя, сыщик заявил, что он Аполлон, бог Олимпа, и потребовал к себе соответственного отношения. Очевидно, преступники с помощью химических препаратов повредили его рассудок и мировосприятие. Целую неделю Шерлок обитал в отделе Древней Греции и Рима Британского музея, где чувствовал себя как дома. Холмс старший обеспечил исполнение этой прихоти своего братишки. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Тем более что новоиспечённый Аполлон весьма бурно реагировал на плоды технического прогресса. Когда безумный детектив в очередной раз с криком «Демоны!» отпрыгнул от работающей бытовой техники, Майкрофт решился на некоторое переустройство зала для жилья.
Все попытки лучших специалистов вернуть Шерлоку Холмсу утраченный рассудок обернулись провалом. Майкрофт уже был готов волосы на себе рвать (естественно, не в присутствии подчинённых), как вдруг возможное решение пришло само собой. Как-то Аполлон потребовал принести ему лиру, дабы усладить божественный слух струнной мелодией. Антея, ответственная помощница, в образе музы танца Терпсихоры прошла с музыкальным инструментом к нему в покои. Вернувшись от безумца через полтора часа, девушка сияла непозволительной удовлетворённостью. Та же история повторилась и с Молли. Печальная Мельпомена[3] вызвалась помочь Шерлоку в проведении эксперимента о влиянии звуков лиры на скорость прорастания семян. Вышла девушка от развалившегося на лежанке брюнета встрёпанная и глупо хихикающая.
Майкрофт нашёл возможный выход, но до последнего не хотел его использовать. После последней тщетной попытки вразумить брата он, наконец, решился. Расположившись на заднем сидении чёрного роллс-ройса, Холмс старший вынул складок фароса[4] мобильный и набрал номер доктора Ватсона.
***
– Как вы смеете предлагать мне подобное?!! – бесновался Ватсон в одном из кабинетов клуба «Диоген».
– Это единственный выход, - с ледяным спокойствием парировал Майкрофт.
– Да как у вас язык повернулся сказать «Займитесь сексом с Шерлоком Холмсом»?!! Сначала вы меня к нему не пускаете, а потом толкаете на такое?!
– Джон, успокойтесь, сядьте и выслушайте меня, - правительственный чиновник склонил голову набок и терпеливо разъяснил, - Антея сообщила мне, что в процессе занятия любовью Шерлок поинтересовался, не стал ли его брат премьер-министром Британии. Однако во время моих визитов он меня не узнавал. Молли же сказала, что во время оргазма детектив назвал её по имени и пробормотал что-то про Бартс, но, отдышавшись, стал снова величать её Мельпоменой. Вероятно, препараты, повредившие его мозг, повлияли также на сексуальную активность.
– Так вызовите для него женщину-профессионалку, - упорствовал доктор.
Он ещё не отошёл от шокирующего предложения, и теперь с интересом разглядывал Майкрофта в эллинском прикиде. Поверх светло-серого хитона[5] до пят был наброшен пурпурный фарос, скреплённый золотой булавкой. Ноги британского правительства облачились сандалии с кожаной подошвой, обвивающие переплетёнными ремешками щиколотки.
– Нет, - продолжил тем временем Майкрофт. - С незнакомцами подобное не сработает. Я тщательно изучил это явление и пришёл к выводу, что для обретения рассудка моему брату требуется сильнейшее воздействие сексуального характера. Если бы покойная мисс Адлер была сейчас с нами, я бы обратился к ней, но, увы, это невозможно. Поэтому наилучшим решением являетесь вы, Джон. Для Шерлока секс с мужчиной в положении «снизу» будет достаточно ярким физиологическим и эмоциональным всплеском.
– То есть я должен буду трахнуть Шерлока со всей силы, чтобы обеспечить ему необходимую встряску? – Джон с отчаянием посмотрел на Майкрофта.
– Не откажите в любезности. Вы его лучший друг, и настало время доказать это. Помогите Шерлоку вернуться.
– Я согласен, - доктор с размаху кивнул головой, будто опуская её на плаху.
– Прекрасно, - объявил Майкрофт, вставая, - Я в вас не сомневался. Одежду вы найдёте в этом шкафу, - он взмахнул рукой, указывая на высокий платяной шкаф у стены.
– Но… - забеспокоился Ватсон, - захочет ли меня Шерлок?
– Он что-то нашёл в вас раньше, найдёт и теперь. И, главное, Джон – вы должны сделать секс максимально интенсивным. Запомните это.
***
Ровно через час Джон Ватсон в облике Диониса[6] стоял на пороге музейного зала, посвящённого искусству Древней Эллады, и созерцал удивительную картину. Стены огромного светлого зала были задрапированы плотной тканью аметистового оттенка. Вдоль них стояли прозрачные витрины с бронзовой и стеклянной посудой с Древнего Кипра, а также изделия ликийской керамики, отражавшие в своих рисунках сюжеты мифов и легенд. С разных сторон на вошедшего взирали портреты героев и императоров в камне. Статуи из великих храмов словно бы предлагали оценить их красоту. Довершали впечатление скульптурные композиции Парфенона, изображавшие битву с кентаврами, и искусно выполненные капители греческих залов[7]. Джон на миг поверил, что и в самом деле находится в жилище олимпийца.
И посреди всего этого великолепия вальяжно расхаживал кудрявый Аполлон, заложив одну руку за спину, а пальцами другой зарывшись в глубокие складки белоснежной материи.
Джон осторожно покашлял, привлекая к себе внимание. В прохладной тишине зала этот звук разнёсся гулким эхом. Шерлок круто развернулся лицом к гостю. Ватсон предстал перед ним в коротком небесно-голубом хитоне, перехваченным на талии широким золотым поясом. Полы хитона свисали мелкими ровными складками, напоминающими канелюры храмовых колонн. Холмс опустил взгляд чуть ниже и отметил треугольные коленки и мускулистые икры. С плеч доктора струился изумрудного цвета хламис[8], перехваченный на шее булавкой и не скрывающий широкую грудь, обтянутую тонкой материей хитона. Овсяные волосы Джона украшал лавровый венок. Ватсон лучезарно улыбался, и от него, казалось, исходило сияние. Он будто принёс с собой в надменный зал запах солнечного ветра и полевых цветов. Если бы над его головой загорелся нимб, то в том не было бы ничего удивительного.