Доктор так увлёкся, что умудрился позабыть о своём собственном возбуждении. Его член давно и немилосердно просил внимания, однако Джон думал лишь о сокровище в его рту. Левой рукой он подрачивал основание, одновременно направляя головку скользить по рифлёному нёбу. Пальцы другой руки разошлись несколько раз ножницами, растягивая задний проход детектива. Шерлок маслено застонал и выгнулся аркой. Кровавый закат полыхал на его щеках. Из блестящего взора исчезла осмысленность. Он был настолько прекрасен, что Джон бросил своё занятие, навалился на любовника блестящей от масла грудью и приник к губам. Их возбуждённые органы соприкоснулись, и партнёры синхронно застонали друг другу в губы.
Ватсон, наконец, отлип от соблазнительного рта и опустился к груди. Чуткие подушечки хирурга обследовали округлости плеч; чёткие, как на гравюре, линии ключиц, изгибы локтей. Жадные губы поочерёдно обводили тёмно-розовые вершинки сосков. Шерлок томно вздыхал и постанывал, но инициативы не проявлял, крошечной, незамутнённой наслаждением частью сознания исследуя эти новые, будоражащие ласки.
Впитывая запах и вкус любимого тела, Джон принялся страстно шептать:
– Я был слеп. Всё время нашего соседства я был слеп. Не замечал. За собой не замечал чувств. И за тобой.
Доктор был пьян от блаженства и не понимал, что говорит не с Шерлоком, а с Аполлоном.
– Ты всегда то холодный, то порывистый…
(губы и язык вкушают мраморную кожу)
– Невозможный, гениальный…
(пальцы оглаживают рёбра, ловя биение сердца)
– А сейчас такой кипящий, словно океан в шторм. С молочной задницей и потрясающим стояком… Мой… Ты мой, душой и телом. А я твой. Навсегда.
Нереальность происходящего толкала Джона на откровенные признания.
Он готов был и дальше шептать Шерлоку, какой тот необыкновенный, что он для доктора не мрамор, не ангел и не бог, а просто человек, которого он любит[14]. Ведь для Ватсона красота человеческой натуры была важна ничуть не меньше, чем физическая красота.
Ватсон уже собирался исследовать всеми органами чувств плоский живот, как вдруг сильные руки легли ему на плечи и требовательно надавили, непрозрачно намекая, чем доктору стоит занять свой рот.
Шерлок недоумевал, о каком соседстве говорит Дионис, ведь они только что познакомились. Однако в лабиринте сознания забрезжили обрывки воспоминаний: другая первая встреча; склонившееся над ним беспокойное лицо; небрежный разговор за завтраком. Туманные видения походили скорее на сон, нежели на полноценные воспоминания.
Убаюканное ласками, тело Шерлока будто колыхалось на мягких волнах Эгейского моря. Ему казалось, что пальцы любовника вот-вот достанут до его пульсирующего сердца, проплавив плоть насквозь. Страстный шепот признаний и непристойностей был для Холмса песней сирен, чарующей, коварной, влекущей на острые скалы.
Повинуясь желанию партнёра, Джон с готовностью припал к кончику стоящего члена и обхватил губами. Вобрал кончик в рот, дразня его языком. На пару секунд отвлёкшись, доктор двумя пальцами левой руки принялся вновь растягивать вход Шерлока, буквально заливая внутрь масло по ладони. Затем Джон отложил миску и стал опускаться ртом на ствол, втягивая щёки и прогуливаясь языком по всей длине. Ватсон позволил головке скользнуть глубоко в горло, и Холмс захлебнулся стоном. Доктор тем временем втиснул в него уже три пальца, расширяя, подготавливая, даря мгновенное удовольствие. Не удержавшись, Джон свободной рукой снова стал ласкать стройный торс.
Шерлок метался на постели, как судно в шторм, и подавался навстречу всеми частями тела:
– Да возьми ты меня уже, Зевс тебя покарай!
Услышав такой призыв, Ватсон тут же оставил свои занятия и трясущимися руками положил длинные голени себе на плечи. Гиматион доктор так и забыл снять, поэтому сейчас он просто отодвинул белую ткань в сторону и приноровился ко входу, предварительно вылив на себя остатки янтарной жидкости.
– Давай же!
Каждый мускул тела доктора приобрёл твёрдость бронзы. Толкнувшись вперёд, раскрывая подготовленное отверстие, Джон наконец-таки погрузил изнывающий от желания член в алчущего Шерлока.
Слившийся воедино крик двух голосов мог бы оживить все древние статуи в зале. Уперев ладони во внутреннюю сторону бёдер сыщика, Ватсон пружинисто навалился и плавно выскользнул. На радостях выругался и повторил движение. И ещё раз.
Холмса окончательно накрыло от того, как тягуче его трахают. Он прильнул теснее, насаживаясь на Джона, и медленно повёл бёдрами из стороны в сторону. Впервые в жизни детективу захотелось осчастливить кого-то, кроме себя. Манёвр был сделан на удачу, но Холмс не прогадал. Доктор вскрикнул и, поддавшись соблазну, ускорился, ныряя, но не на полную длину, в податливое нутро и подлаживаясь под ответные движения.
Через пару толчков любовники стали плыть в едином ритме. Горячий член Джона ласкал детектива изнутри, упругие мышцы сыщика в ответ затягивали дока глубже. Оба захлёбывались в полных страсти возгласах и стонах.
Истинно детская радость переполняла Джона от близости с любимым. Она разливалась по телу и поднималась выше. Радость сдавила ему горло, и прежде чем доктор успел сообразить, его член предательски запульсировал.
– Я сейчас… - голос его жалобно дрогнул.
Радость взорвалась в Джоне первоклассным фейерверком, и Шерлок почувствовал внутри себя биение семени. Несколько сладких конвульсий – и Джон навалился на ноги любовника, побеждённый оргазмом до звёзд в глазах. Ожидание было слишком длинным, потому доктор кончил, сделав, в общей сложности, лишь дюжину фрикций.
Но Шерлок ничуть не расстроился. Пробормотав пару ободряющих слов Джону, сыщик с его помощью спустил ноги с плеч и тут же обвил ими талию доктора, скрестив лодыжки у него за спиной. Холмс стал подаваться на ещё не опавший член доктора, неумолимо увлекаясь на острые скалы пикового наслаждения. Одной рукой он стал оглаживать собственный возбуждённый орган. После долгих предварительных ласк много Шерлоку не понадобилось. Вскоре экспонаты заплясали у него перед глазами. И в этот миг детектив разбился прибоем на миллион частичек морской пены и наяву выплеснулся себе на живот прозрачной спермой.
В момент оргазма глаза Холмса широко распахнулись, и в них забрезжила простая человеческая растерянность, словно он не понимал, как оказался в музее и почему лежит под разодетым в греческую накидку загнанным блоггером. Джон немедленно вспомнил, для чего затевался весь этот фарс, и со смесью надежды (получилось?) и ужаса (что же Шерлок о нём подумает, когда очнётся?!) стал вглядываться в лицо детектива.
В последний раз дрогнув, Холмс прикрыл глаза, а когда спустя секунду вновь открыл, в его взоре блестел прежний полубезумный огонёк:
– Дионис, это было потрясающе!
«Чёрт, чёрт, чёрт!!! Не сработало!»
В голове Ватсона призрачным эхом прозвучал голос Майкрофта: «Вы должны сделать секс максимально интенсивным… для обретения рассудка требуется сильнейшее эмоциональное и физиологическое воздействие».
С тем, чтобы продолжить, проблем не было. Когда пышущий жаром, как жерло вулкана, Шерлок, вздрагивая, кончил на его члене, Ватсон стал вновь обретать твёрдость. А стоило увидеть искусанные припухшие губы любовника и вороную прядку на мокром лбу, как доктор оказался в полной боевой готовности.