Меня тревожит, что под напором встречного потока воздуха дыры в любую секунду могут увеличиться, и
тогда машина потеряет устойчивость. Осторожно перевожу самолет сначала в правый, затем в левый
крен. Повторяю. «Ильюшин» ведет себя нормально. Дотянуть бы домой!..
Наша группа ушла вперед, и мой подбитый самолет летит сейчас один в бескрайнем небе. А тут еще
Малюк докладывает: в приемнике пулемета перекосило патрон, и его никак не удается вытащить.
Нас догоняют два «фокке-вульфа»! Подходят ближе. Пикируют. До линии фронта остается километров
семь. Поединок предстоит тяжелый. Единственное, что я могу противопоставить «фоккерам» — это
маневр...
«Фоккеры» уже на дистанции действительного огня. Вот-вот от них протянутся огненные трассы. Беру
на себя ручку — и самолет, резко задрав нос, уходит вверх. [44]
Перегрузка, естественно, предельная, скорость падает до минимальной. Полностью убираю обороты, перевожу кран щитков в положение «выпущено», и самолет на какие-то доли секунды как бы зависает в
воздухе.
Вдруг штурмовик затрясся, еще раз! Быстрый взгляд на одну плоскость, вторую. Новых дыр нет.
Оборачиваюсь: один из «фоккеров» падает.
— Малюк? Это ты его? — спрашиваю по СПУ.
— Я вдарив. Тепер йому капут! — весело отозвался стрелок.
— Поздравляю с первым! А где второй?..
— Идет в атаку.
Нет, прицелиться я ему не дам! Убираю щитки. Сваливаю машину на левое крыло и бросаю ее вниз.
«Фокке-вульф» близко. Энергично разворачиваю штурмовик и этим мешаю гитлеровскому летчику вести
огонь. Он спешит, дает длинную очередь. Но огненная трасса проносится мимо. Разворачиваюсь вправо
и, прижимаясь к земле, на максимальной скорости устремляюсь к линий фронта. Еще две-три минуты —
и...
— Товарищ командир, нас атакуют четыре «фоккера»! — кричит Малюк. — Пулемет снова заело!..
Час от часу не легче! Лихорадочно ищу новое решение. Напряженно всматриваюсь вдаль, но ни наших
штурмовиков, ни истребителей нигде не вижу. Как же быть?
Решаю набирать высоту до тех пор, пока тянет мотор. Медлить нельзя. Иначе будем сбиты! Заваливаю
машину на левую плоскость, ухожу вниз со скольжением. Скорость быстро нарастает. Снова беру
штурвал на себя и, набирая высоту, ухожу в сторону от огня «фоккера».
Обстановка еще более усложняется. Огненные трассы проносятся то справа, то слева. Высота — сто
метров. Делаю все, чтобы не дать преследователям вести прицельный огонь. Но ведь их — четыре. Что
предпринять?
И вдруг:
— Командир, «фоккеры» тикають!
И верно — уходят. А-а, струсили, не рискнули померяться силами с нашими истребителями!
Оказывается, над передним краем действовала группа штурмовиков. Их прикрывали наши спасители.
Заметив нас, они пришли на помощь. [45]
Закончив «обработку» переднего края, истребители поворачивают на восток. Присоединяюсь к ним.
— Тезка, жив? — спрашиваю Малюка.
— Живый, живый, товарышу командир!
И я во весь голос пою:
Там, где пехота не пройдет
И бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица!..
Пою потому, что хочется петь: мы ведь просто чудом уцелели в этом вылете!
Наконец, прилетели на свой аэродром. Выбрались из кабины. Не обращая внимания на окружающих, мы
с Малюком бросаемся друг другу в объятия. Понять нас могут лишь те, кому довелось побывать в
подобной ситуации. Ребята радостно улыбаются. Осматривают самолет, ощупывают дыры в плоскости и
хвостовом оперении. Присоединяюсь к ним и я. Так вот оно что! Теперь мне ясно, почему самолет стал
самопроизвольно планировать: слева обшивка стабилизатора буквально разворочена. Снаряды прошли
между левым рулем высоты и хвостовой частью фюзеляжа. Руль высоты в узле крепления был отжат
вниз и в таком положении заклинен. Выводя машину из пикирования, я с усилием освободил его для
нормальной работы.
— Все вернулись? — спрашиваю механика Мотовилова.
— Нет, не все! — с горечью выдавил он. — Экипаж из второй эскадрильи не вернулся...
Больно стало на душе и обидно. Жаль, очень жаль боевых друзей! Будем за них мстить и доведем до
конца то дело, которое не довелось завершить им.
Я подозвал Мотовилова.
— Самолет надо как можно скорее ввести в боевой строй. И пулемет стрелка проверьте.
— Сделаем, товарищ командир! К утру машина будет готова!
Иду докладывать командиру. Меня догоняет Калитин.
— Мой стрелок видел, как тебя атаковали «фокке-вульфы». Рад за тебя, поздравляю с победой и
благополучным возвращением! — пожал он мне руку. — Спасибо, друг дорогой! [46]
Мы подошли к землянке командного пункта. Здесь уже собрались летчики, участвовавшие в штурмовке
аэродрома, делились впечатлениями. Первая эскадрилья была на докладе. Затем пригласили к командиру
всех летчиков второй.
Ожидаем своей очереди. Капитан Кривошлык беседует с каждым, уточняет какие-то детали. Я стою в
стороне, прислушиваюсь к этому разговору и проверяю себя: а все ли видел, о чем говорят товарищи? Но
вот пришла и моя очередь.
Командир эскадрильи взглянул на меня.
— Ну-ка, ну-ка, расскажите о своем поединке с «фокке-вульфами»! Начните с того момента, как перешли
на бреющий...
Наступила пауза. Меня смутило, что я вдруг оказался в центре внимания: товарищи притихли, с
интересом ждут моего рассказа. И я стал излагать подробности этого необычного в своем роде вылета, ставшего памятным на всю жизнь. Рассказал, как действовал Малюк, как он сразил «фоккера».
Выслушав мой рассказ, командир вдруг обнял и крепко поцеловал меня:
— Молодец!
Это было лучшей наградой: шутка ли — боевой, опытный воздушный боец, комэск похвально отозвался
обо мне — совсем еще «зеленом» штурмовике!..
Итак, задание, поставленное перед нами, было успешно выполнено, противнику причинен большой урон: на аэродроме повреждено и уничтожено до тридцати самолетов, подожжены бензохранилища, взорван
склад боеприпасов, разрушено несколько строений.
Этот боевой вылет многому научил меня. Я уверовал в свои силы и убедился, что штурмовик —
действительно живучая машина. Но больше всего я уяснил для себя: летчику необходимо высокое боевое
мастерство, боевой опыт и еще раз опыт.
2.
Авиация противника несла значительные потери, и гитлеровское командование вынуждено было вводить
в действие все новые и «новые резервы.
На нашем участке стали появляться пикирующие [47] бомбардировщики Ю-87, метко прозванные
фронтовиками «лапотниками». Дело в том, что у этого самолета были неубирающиеся шасси, прикрытые
обтекателями. Торчащие в полете «ноги» и дали повод острословам сравнить их с лаптями.
С «юнкерсами-87» мы стали встречаться довольно часто. И не просто встречаться, а вести воздушные
бои.
Первый такой бой, в котором было сбито три Ю-87, провела группа, возглавляемая старшим лейтенантом
Прудниковым.
Это была блестящая победа. В бою не только показали свое искусство наши летчики. Серьезный экзамен
выдержала наша прекрасная техника — славный штурмовик «Ильюшин-2», машина, обладавшая
высокими летно-техническими качествами, огневой мощью и маневренностью. У Прудникова нашлось
немало последователей.
Однажды перед нашей эскадрильей была поставлена задача: шестеркой двумя заходами нанести
бомбово-штурмовой удар по скоплению вражеских войск и боевой техники в районе балки Терноватая.
Маршрут полета частично проходил над районами Донбасса, недавно освобожденными от гитлеровских
захватчиков. Острая боль сжала сердце: я видел Донбасс совсем иным. В донецком небе началась моя