Судьба эта оказалась отнюдь не легкой. На смену цветочкам пришли ягодки. Много их было, досыта мы их наглотались!
О путешествиях во времени до нас писали десятки и сотни авторов, и этого нельзя было не учитывать, принимаясь за работу. Мы сразу решили: наш роман будет отличаться от всех прочих повествований о путешествиях во времени тем, что он будет абсолютно реалистичным.
Но как это возможно — написать реалистический роман о заведомо фантастическом событии?
А вот как. Пускай идея, лежащая в основе сюжета, абсолютно фантастична. Но все следствия из нее мы выведем с предельной научной строгостью. Все возникающие возможности проследим в абсолютном соответствии с логикой. Никаких обманов, никаких передержек и фокусов за спиной у читателя! Если логика приводит к выводу, что человек, однажды убитый, должен воскреснуть, мы не будем стыдливо закрывать глаза и делать вид, что он все-таки умер. Нет, мы честно признаем суровую правду: да, воскрес! И не только признаем, но и покажем, почему, на каком научном основании это неизбежно должно было произойти.
Мы дали себе слово быть предельно придирчивыми к каждой детали, быть последовательными и непротиворечивыми, объяснить все, обосновать все, доказать все, до последнего разветвления самой распоследней мировой линии, и ничего себе не облегчать, ничего не писать такого, чего по логике не может быть.
Если б мы знали тогда, на что обрекаем себя! Сколько раз, запутавшись в головоломных противоречиях временных парадоксов, мы жаждали махнуть рукой на честность, слегка подтасовать факты, перебросить героя туда, куда нам удобнее, а не куда ему положено по законам хронофизики, или, пренебрегая логикой, ввести в действие деталь, которая обеспечит эффектнейший сюжетный поворот в конце главы! Сколько раз один из соавторов говорил с тоской: «Ну не могу я больше! Как теперь написано, так пускай уж и остается! Хватит менять!» А другой отвечал сурово, воплощая голос судьбы и долга: «Нельзя! По логике не проходит! Уважай читателя, такой-сякой!» И мы вычерчивали схему за схемой и ломали голову, силясь решить бесчисленные каверзные вопросы, возникающие по ходу действия. Например: с каким своим двойником встретится «Аркадий-путешественник» при втором переходе в прошлое, — с тем же, с которым он разговаривал в прошлый раз, или это будет уже другая мировая линия и другой двойник? Или: каким образом Аркадий и Борис перешли в будущее, если на новой линии, куда их внезапно перебросило, они не могли подготовить для себя в будущем включенную хронокамеру? И так далее, и тому подобное — до самой последней страницы.
Как мы завидовали беспечным и щедрым авторам, которые, ничтоже сумнящеся, снабжали своих героев всем, чего их геройская душа пожелает! Срочно потребовалась хронокамера — нате, голубчики вы мои, вот она!
А что хронокамера не может здесь появиться, что это противоречит всей логике повествования, — велика важность! Читатель в этом не разберется, читатель все проглотит!
Но мы хотели, чтобы читатель все понимал, во всем разбирался и верил нам не слепо, а обоснованно. Поэтому мы старательно посвящали его во все тайны хронофизики — пускай глядит и убеждается, что у нас нигде нет подвоха!
Логика нас терзала, но она же нас и выручала, Сколько раз мировые линии открывали нам то, чего мы сами не ожидали! Однажды открыли даже, что мы потеряли одного героя! Нам и в голову не приходило, что он существует, но чертежи беспристрастно свидетельствовали — вот он, еще один Аркадий! И пришлось нам соображать: что же он помнит, что пережил? А когда сообразили — ахнули: стоит ему открыть рот, и все тайное станет явным, и нечего будет делать всем остальным героям. Пришлось срочно придумывать, как его обезвредить, чтобы он не заговорил!
В другой раз мы увидели, опять-таки с помощью чертежей, что пропустили целую мировую линию — линию «промежуточного Бориса». И снова мы колдовали над схемами, выискивая там вакантное место еще для одного Стружкова и рассчитывая до мельчайших деталей все его действия и слова…
И каждый шаг приходилось объяснять — и читателям, и самим себе, и героям… Да, мы с горечью признаемся, что наши герои далеко не всегда оказывались на высоте положения! Они то и дело запутывались в паутине мировых линий, забывали, кто есть кто, где есть где и когда есть когда. Помощи от них ждать не приходилось! А соавторы и сами частенько сбивались с толку и растерянно спрашивали друг друга: «Слушай, это который же Аркадий?», или: «А этот Борис откуда еще взялся?»