Не дожидаясь ответа, генерал продолжал:
— Жил в Англии знаменитый биолог, соратник Дарвина — Гексли. Он как-то мудро заметил, что судьба новой истины в начале своего существования всегда кажется ересью.
— Однако позвольте заметить, товарищ генерал, что от истины мы еще очень далеки. Даже не знаем, насколько достоверна история гибели Бухарцевой. Не находите ли вы странным, что Рубин при жизни так и не узнал о существовании сына? Ведь у Елены были брат и мать...
— Не вижу ничего странного, Виктор Павлович. Они тоже ничего не знали. А нам с вами необходимы самые полные и точные сведения о Елене Бухарцевой и ее сыне. Займитесь, дело первоочередное. Луи Бидо ждет ответа. Если все правда, ему одна цена, а если с курточкой подстроено — совсем другая. Поищите в партизанских и других архивах. Быть может, и очевидцы найдутся.
— Ясно, товарищ генерал. Сухин уже начал действовать.
ЛУИ СКАЗАЛ ПРАВДУ
В бывшем партизанском крае Сухину удалось разыскать и жителей села, помнивших те давние события, и партизан, знавших разведчицу Миллер — Бухарцеву, убитую при весьма таинственных обстоятельствах. Многое успели откопать школьные следопыты. Но самое ценное и неоспоримо достоверное оказалось в архиве военного трибунала, приговорившего к расстрелу предателя Павлищева, фашистского карателя и убийцу партизанки-разведчицы Елены Бухарцевой.
Тайна, которая долгое время окутывала историю убийства Бухарцевой, перестала быть тайной. Перед чекистами протокол допроса Павлищева:
— Чем объяснить, что вы после безуспешных грубых попыток добиться взаимности Елены Бухарцевой вдруг перешли на осторожное и, кажется, тайное ухаживание?..
— Я боялся Шульца. Он был явно неравнодушен к этой молодой красивой женщине. Соперничать с ним было опасно... К тому же он ухаживал красиво. Одаривал и маму и ребенка. Иногда мне казалось, что малютка его интересует даже больше, чем мама.
— Что же вас побудило убить Бухарцеву при встрече в лесу?
— Все тот же страх. Боялся Шульца.
— Расскажите подробнее, что произошло, когда вы однажды вечером встретили Бухарцеву на лесной опушке, вдали от города?
— Встреча была для меня неожиданной. Я увидел Елену одну и бросился к ней. Она испугалась, побежала в темный ельник. Я догнал ее.
Взыграло скотское чувство. Сдержать себя этот подонок не смог. Кругом ни души, смеркалось. Он попытался силой овладеть Еленой. Тогда она крикнула: «Мерзавец... Завтра же обо всем будет знать Шульц». У него уже не было выбора: Бухарцева не должна уйти живой из леса. И он убил ее. Два выстрела...
— Что было потом? — допытывался следователь.
— На следующее утро хозяйка дома, где жила Елена, пришла в комендатуру и заявила об. исчезновении Бухарцевой, Шульц послал искать. К полудню нашли. Шульц примчался туда и мне велел ехать. Я тут же запустил версию, что Бухарцева убита партизанами, они, мол, не прощают предательства.
— И Шульц принял эту версию?
— Да. Вернувшись в комендатуру, собрал своих помощников и стал обсуждать план налета на партизанский отряд. Но план этот не был осуществлен. Шульц получил разрешение на поездку в Германию.
— В связи с чем?
— Повышение по службе. Он срочно собрался и уехал, забрав с собой маленького Германа... Души не чаял в нем... Говорил, что усыновит...
— Как приняли мальчика в доме Шульца?
— Не знаю. К нам он не вернулся. Обер-лейтенант, занявший место Шульца в комендатуре, говорил, будто тот погиб где-то под Варшавой...
...Клементьев и Бутов задумчиво слушают обстоятельный доклад Сухина. Ясно: Луи сказал правду.
Было уже за полночь, когда чекисты разъехались по домам. Бутов вышел из машины далеко от дома. Хотелось пройтись по безлюдной московской улице, подышать воздухом — сейчас он кажется более чистым, чем днем. Ему легко дышится и легко думается — все стало на свои места. Завтра утром на Пушкинской площади будет ждать Сергей, и он, неторопливо взвешивая каждое слово, скажет ему:
— Судя по всему, этот Герман — Луи человек честный. К нашему счастью, таких немало в «свободном мире», где он воспитывался. Как быть дальше, может решить только он сам, нам советовать трудно. В любом случае придется нелегко, и он должен четко осознать это.
Вернувшись домой, Крымов сразу же позвонил Бидо и сказал, что говорил с юристом и рад будет видеть Луи у себя. Тот сразу же приехал и с порога потребовал ответа:
— Ну что? Что мне скажете?
— Право выбора за вами, Луи. Если нравится наша страна, можно будет остаться и получить советское гражданство.
Луи так облегченно вздохнул и так радостно заулыбался, что стало ясно — он уже сделал выбор и очень боялся услышать другой ответ. Сергей обнял новообъявленного родственника за плечи. Луи заулыбался еще шире.
— Однако, если переменю гражданство, как быть с фамилией?
— Опять же должен сам решить. А зачем ее менять?
— Но ведь не господин Бидо виноват, что я хожу по земле! Нет, это все в прошлом. И жизнь... Менять — так уж все разом! А Рубин... Я же незаконный...
— В таком случае примите фамилию вашей матери, — предложил Сергей.
Луи взял руки Сергея в свои и, глядя в глаза, очень серьезно спросил:
— Я могу рассчитывать, что вы с Ириной не оставите меня? Тут совсем другая жизнь, другие нравы. Мне предстоит начать все сначала. Смогу я опереться на вас, пока освоюсь?
И Крымов ответил сердечно:
— Разумеется, вы можете во всем положиться и на меня и на Ирину. На этот счет никаких сомнений!
НА ЖИТЕЙСКОМ ПЕРЕКРЕСТКЕ
Клементьев выслушал Бутова, еще раз просмотрел бумаги в зеленой папке. Потом поднялся с места и, попыхивая трубкой, стал расхаживать по кабинету. Время от времени он останавливается то у большой карты мира, занявшей полстены, то у книжного шкафа.
— О чем раздумываете, товарищ генерал? Теперь уж, кажется, все...
— Все, да не совсем... Луи Бидо... — И вопросительно взглянул на Бутова. — Если решит остаться в Советском Союзе, сможет ли полностью, всем сердцем принять наш строй, сродниться с советскими людьми? Надо не упускать его из виду, если потребуется, помочь. Да, неисповедимы пути людские... Крымов и Бидо... Чудом уцелевшие дети войны. У одного на глазах расстреляли бабушку, у другого убили мать. Шли разными дорогами, а на запутанном житейском перекрестке встретились. Ох война, война! Будь она проклята!
Через несколько дней Крымов снова встретился с Бутовым.
— Так вот, Виктор Павлович, — выбор сделан. Луи решил остаться в Советском Союзе. Горюет, что не застал в живых отца. Мы ездили на кладбище... Втроем — Ирина, Луи и я. И могилу Полякова навестили. Он похоронен там же.
— Это хорошо, а за могилой Полякова следит кто-нибудь? У него, кажется, родных не было?..
— Нет... Впрочем...
И Крымов рассказал, что на могиле Полякова лежали два букета гвоздик с алыми лентами. На одной: «Любимому! Аннет». На другой — «Кто борется за счастье людей, тот не умирает. От боевых французских друзей».
В кладбищенской конторе Сергею сказали, что цветы положила приезжая француженка. Она с гидом «Интуриста» заходила к ним. Ее проводили к могиле Полякова, француженка долго стояла у осевшего холмика, тихо плакала. Потом гид передал от нее деньги, чтобы могилу прибрали и следили за ней...