Я был бы нечестен, если бы не отметил, что напротив гостиницы, в которой мы жили, возвышалась небольшая гора под названием Сион, по ту сторону оврага Геенны, так что окно представляло собой натуральную икону. Об этом, о чуть ли не бытовом ощущении присутствия в этом месте Высшего Промышления, тоже не следует забывать, когда мировая война между Западом и мусульманским Воаоком кажется неизбежной. Как и о тишине в монастыре принявших обет молчания траппистов: ни близкий хайвей с нескончаемым потоком машин, ни ветер, использующий листья пальм как мембраны, не наносят ей ни малейшего ущерба.
И я был бы нечестен, если бы не признался, что напряжение напряжением, а поездка была чудная, в некотором смысле и измерении — праздничная. Было много солнца и свежего тепла. Мы ели много вкусных вещей. Жили в гостиницах гостеприимных и качественных (кроме одной, с персоналом, набранным по большей части из наших недавних соотечественников, про которую писатель Валерий Попов пробормотал себе под нос: «Ну, это гостиница для начинающих»). Компания подобралась на редкость симпатичная, нам было приятно, занятно и уютно друг с другом. Во всяком случае, на мой вкус.
Январь 2004
No comment
(написано в мае 2001 года)
Несколько знакомых людей в Москве и Иерусалиме дали понять, что после десяти дней, которые я провел в Израиле, они ждут от меня путевых заметок. Некоторые выразились даже по древнесоветски, что это мой долг. Ниже привожу 26 причин, почему это невозможно.
1) Меньшее и самое сдержанное и приличное, что можно сказать о человеке, который садится за собственные путевые заметки об этой стране, после тех, которые оставили о ней Ной с семейством, Авраам с женой, Лот и его жена (особенно она), Иаков и его знаменитые отпрыски, ходившие туда и сюда, Моисей, их и свои впечатления литературно переработавший, Иисус Навин, подведший под этими путешествиями черту, герои Книг Судей и Царств и лично сам Давид, когда пастушестовал, когда царствовал, а больше всего когда воевал, и так далее вплоть до апостолов христианства,— это что он, гусь, несколько самонадеян.
2) Мой родственник, живущий в Иерусалиме,— историк, гебраист, профессор университета — вышел в отставку и теперь ездит в Кенёрет (Генисаретское озеро) ловить рыбу. Рано утром выезжает, вечером возвращается. Рыба клюет хорошо, правда себестоимость, если иметь в виду билет туда и обратно, порядочная. «Только не начинай рассказывать,— предупредил он готовую соскочить у меня с языка реплику о галилейских «ловцах человеков»,— чт'о бывает с теми, кто ловит там рыбу. Банально». «Только не начинай рассказывать» — это припев, который, вообще говоря, постоянно сопровождает тебя на этой земле. Рассказывать! Там! В самом деле банально.
3) В Кенерете экскурсионные автобусы останавливаются в 50 метрах от Иордана. Окунуться разрешается только в специальной рубахе, тут же продаваемой (дорогонько) или даваемой напрокат. Но можно, не переодеваясь, побродить у берега по колено в воде. Когда я подошел, это делала группа немцев с фотоаппаратами. Вдруг один из них наклонился и схватил какое-то членистоногое размером с медаль за победу в Великой Отечественной войне, выползшее на мелководье. Назовем его крабом — или вспомним Кафку и назовем его герр Замза. Краб-Замза извивался во всех суставах своих конечностей, но панцирь его был схвачен тевтонскими пальцами намертво. Остальные возбужденно, шумно и хохоча сгрудились вокруг, потом обратились ко мне и, протягивая свои «цейсы», попросили всех вместе сфотографировать. Семья моей мамы была расстреляна в рижском гетто, и по совокупности причин не хотелось мне делать эту фотографию. Но не хотелось и делать из этого историю. Я протянул руку, одновременно краб выскользнул и скрылся под водой. Компания завизжала, повыскакивала на берег. Истории не получилось… И каждый раз, когда казалось, что история должна вот-вот получиться, что-то не выходило. Создавалось впечатление, что нет в этой стране историй, не предрасположена. Что все истории, которые случаются с евреями, случаются с ними в других странах.
4) К тому же сразу по прибытии, точнее, на шоссе из аэропорта в Иерусалим, путешественник теряет неповторимое, как он был до сих пор уверен, своеобразие своей уникальной личности. Какая такая ты тут личность и что такое может с тобой произойти на Святой земле, которая так называется потому, что ее устроил и произвел все, что с кем бы то ни было на ней происходит, лично Бог? Устроил и произвел, то есть устраивает и производит. Осознать себя здесь кем-то можно только в составе этого устройства и производства — либо вне состава, но тогда не вполне понятно, что ты здесь делаешь. Не вполне понятно и не очень интересно.