— А весло? — требовательно спросил тот, что с синяком.
— Где я тебе его возьму? — пробурчал Нюмич. Было видно, что он у них в услужении. — Рубай пером или руками, — предложил он.
— Воблянах! Чмо порченое! Та я тебя щас руками за окно поставлю! — рявкнул Синяк и Нюмич виляя бедрами, снова заковылял на кухню.
— Ничего не много, она баба икряная, — после продолжительного молчания возразил беззубый, возвращаясь к прежнему разговору. — Морамойка сказала, она на антикваре сидит, свой магазин и тачка с водилой. У нее зелени не меряно. Морамойка брехать не будет.
— Морамойка, бедка бездорожная. Она с иглы не слазит. Ей бабло нужо, она тебе еще не такую фаску протянет. Самого заметут и нас потянешь, — с набитым ртом, возразил подбитый глаз. Миша заметил, что тот в постоянном несогласии с беззубым, он его и боится, и задирает.
— Нехай хоть сорок штук отстегнет, а там посмотрим. Я ей его по частям отдавать буду, — неуверенно ответил беззубый и, заметив полные ужаса глаза Миши, обратился к нему.
— А ты, Мишаня… Ты, нас не слухай, мы тут про свое перетираем, — с приторной ласковостью начал он и на глазах зверея, продолжил, — Еще раз замечу, шо ты нас слухаешь, я тебе, падла заделаю такую сатану, скоко жить будешь, будешь помнить! Если будешь… — и помолчав, разглядывая Мишу налитыми злобой мутными глазами, гнусаво присовокупил, — Ты, давай, сиди тут тихо, а будешь вопеть, Нюма тебя зарежет. Зарежешь, Нюма? — криво усмехаясь, спросил он у Нюмича.
— Запросто! — с готовностью поддакнул Нюмич и с грозным видом снял со спинки стула свое полотенце с узлом на конце. — Токо, Утюг, мне надо пойти резиновые перчатки купить. Голыми руками я его разбирать не буду, это ж кровищи скоко… Я же не знал, что эта мина спидоносная, — играя глазами, он жеманно склонил голову набок и кокетливо улыбнулся. Миша заметил в нем что-то мучительно знакомое и даже близкое, но в его оскаленном рту сверкнули металлические зубы, которые сразу вернули его на землю.
— Ты мне пургу не гони! Знаю, какая ты овца блудная, сразу во дворец бракосочетания попрешься. Сиди тут каминем и попробуй токо жопу свою за двери высунуть! — вдруг вызверился беззубый.
— Овца тварына добра… — томно проговорил один из бритоголовых, молчавший до сих пор. От угла рта до средины щеки у него багровел рубец похожий на дождевого червя. Неужели, ему кто-то разрывал рот? Содрогаясь, подумал Миша. — Свыня, колы иё йебэшь, усэ время дергаиться, утикаты хочэ, а овца стоить соби, дожыдаиться, колы кончышь…
— Вобля! — грубо перебил его бритоголовый с синяком, — Сравнил х… с пальцем! Свиню трахать в сто раз лучше, п… низко и сало близко! — и задергался в пароксизмах захлебывающегося хохота.
— Ладно, Нюма, не мандражируй, привезем мы тебе перчатки, — примирительно сказал беззубый. Его настроение менялось ежесекундно. — Ты пока тут сиди и за этим цинкуй, и никаких внешних сношений… Та смотри, шоб он к тебе в доверие не втерся. Ты мне за него отвечаешь. Понял? — с неожиданной угрозой спросил он.
Нюмич промолчал, с деланным интересом разглядывая что-то на потолке.
— Борзеешь?! — рявкнул беззубый, — Ты меня понял, овца блудная?!
— Та понял я, понял, — буркнул в сторону Нюмич, всем своим видом выражая несогласие.
— Отвечай, когда тебя спрашивают, — проворчал беззубый. — А теперь, замри, как муха на всю зиму!
Эта пьяная оргия, в которой царила атмосфера горячечного бреда, продолжалась всю ночь. Время от времени среди них вспыхивала грызня, как у взбесившихся животных, и Мише казалось, что он в качестве персонажа участвует в фильме ужасов. Либо они начинали развлекаться, задавая друг другу загадки, наподобие: «Ни гриб, ни морковка, красная головка. Что это такое?» или «Вокруг стекло, посредине говно?». И всегда у них получался один и то же ответ: либо просто «мент», либо «мент в будке». Эти отгадки сопровождались громким ржанием. Одному Мише было не смешно. Он сидел на полу, представляя себе, что наблюдает за ними из щели под плинтусом с точки зрения таракана, глядящего на странные двуногие существа. И больше всего ему сейчас хотелось спрятаться под этот самый плинтус. Вдоволь насмеявшись, беззубый неожиданно обратился к Мише.
— Ты чё это, Мишаня, на нас обижаешься? Чи шо?
— Нет, — поспешно ответил Миша, испугано вскинув глаза, и тут же их опустив, не осмеливаясь смотреть открыто.
— Тогда в чем дело? Чё ты там сидишь, надутый такой? Чё ты там себе маракуешь? — недобро прищурился беззубый. ‒ А ну, отвечать!