Итак, вчера в половине пятого вечера с грабовского «Пионера Сахалина» закончили выгружать краба. Это была первая в этом сезоне партия, так как путина только началась. Первый краб – самый дорогой; рынок, располагающий пока только мороженой продукцией с прошлого сезона, по нему тоскует, поэтому у Грабова и его команды было законное право получить за него приличные даже для Японии деньги и отправиться вечером в «Крабов мир» обмывать первую ходку за «длинной йеной», как любит называть большие суммы в нашей валюте мой друг Ганин.
Экипаж «Пионера» – семнадцать человек – при заходе в Немуро обычно живет в каютах на борту, поэтому все они, умывшись и переодевшись, направились в ресторан прямиком с судна и были там с начала десятого. Сам Грабов жить на траулере брезговал, он, как всегда, поселился в гостинице «Минато» и в ресторан направился уже оттуда, в половине десятого.
Приехал он туда не один, а с проживающим в том же отеле неким Виталием Игнатьевым. Этот самый Игнатьев – инспектор-наблюдатель Роскомрыболовства, его ежегодно присылают из Москвы на три месяца для контроля над поставками из России в Немуро рыбы и морепродуктов. При Игнатьеве имеется японский переводчик Дзюнъити Нарита, который тоже поехал с ними в ресторан.
Вез всех троих на своем «Ауди» Такаси Мацумото – хозяин небольшой торговой фирмы, которая производит все основные закупки грабовского краба. Мацумото и Грабов, по словам Осимы, корешились несколько лет, друг друга не только по-джентельменски уважали, но и по-братски любили.
К десяти часам в «Крабовом мире» собралось в общей сложности тридцать человек. В связи с визитом грабовской команды директор заведения Акира Осака предусмотрительно вывесил на дверях табличку с надписью «Закрыто на спецобслуживание», что он делает всегда в начале и в конце крабового сезона, ибо знает, что разгулявшиеся визитеры-нувориши в тельняшках и перстнях-печатках пить будут до утра и могут нанести урон имиджу солидного ресторана в глазах местных клиентов. Так что случайных посетителей вчера в ресторане не было. Кроме семнадцати рыбаков, их покойного теперь капитана, инспектора Игнатьева, переводчика Нариты и доставившего последних троих Мацумото там были жители Немуро. Тосиро Хаяси и Тосио Ханэда, официально считающиеся работниками фирмы Мацумото, но на деле работающие его телохранителями, а также работники ресторана: повара Хидэо Мори и Мицура Такунага, четыре официантки – японки Митико Осада и Дзюнко Ямада и сахалинки Ольга Сазонова и Марина Усольцева, – а также сам Осака, который в подобных случаях домой не уходит, а до самого утра следит за тем, чтобы и неугомонным клиентам было хорошо, и его заведение материально от них не пострадало. В режиме «спецобслуживания» ресторан функционирует как банкетный зал. Все столики сдвигаются в единый стол, за которым и расселись двадцать три дорогих гостя. Грабов сидел посреди длинной стороны четырехугольника спиной к окнам. Справа от него сидел Мацумото, слева – Игнатьев.
Первую выпивку – кому пиво, кому саке – официантки подали ровно в десять. Вместе с алкоголем на стол выставили легкую закуску – маринованые водоросли, сушеных мальков и стручки вареного гороха. Первый тост говорил Грабов. Он поздравил всех собравшихся с началом крабовой путины и выразил надежду, что она окажется успешнее последней, зимней, после чего все дружно крикнули давно уже выученную от японцев здравицу «кампай» и выпили до дна.
Тосты под легкую закуску продолжались до одиннадцати, после чего Осака дал указание подавать основные блюда. С одиннадцати до двенадцати на стол подавались вареные крабы, сырые устрицы во льду, рисовые колобки онигири с начинками из красной икры, лосося и тунца и еще около двадцати различных блюд. Также на столе были установлены газовые плитки с выпуклыми жаровнями, на которых жарилась тонко нарезанная баранина с овощами – то есть рыбачки готовили одно из наиболее популярных среди них японских блюд с монгольским названием «Чингисхан».
К двенадцати все наелись и изрядно набрались, после чего Осака перешел к деликатесам, которые слишком дороги для того, чтобы подавать их в начале голодным матросикам. Ровно в двенадцать каждому были поданы тарелки с тонко нарезанной нежнейшей полусырой говядиной татаки-биф, а сразу за ними – блюдца с сашими из фугу.
Именно тогда, когда гости приступили к этим двум блюдам, Грабов, по показаниям свидетелей, вдруг привстал над столом, выпучил глаза, прижал левую руку к груди, правую – к животу, захрипел и повалился на стол, подмяв под себя стоявшие перед ним яства. Мацумото и Игнатьев, находившиеся к нему ближе других, сначала решили, что капитан поперхнулся куском мяса, и перекинули его через спинку стула, после чего Мацумото стал бить его кулаком по позвоночнику. С другого конца стола судовой врач Евгений Анисимов закричал, что это, видимо, сердечный приступ, и поспешил к Грабову. Втроем они перевернули его на спину и уложили на пол. Анисимов предпринял попытку сделать Грабову искусственное дыхание, однако успехом она не увенчалась. Через две минуты Анисимов заключил, что Грабов мертв.