Осака вызвал по телефону «Скорую помощь», которая прибыла через семь минут. Врач Хироси Кудо осмотрел Грабова и выразил сомнение в том, что с ним случился сердечный приступ. На требование Анисимова доставить Грабова в реанимацию он ответил отказом, сказав, что это уже не поможет. Увидев на столе тарелочки с фугу, Кудо высказал предположение, что это могло быть отравление.
Во время последующего разговора Осимы с Кудо уже в управлении выяснилось, что Кудо с самого начала решил, что все признаки, наблюдавшиеся у умершего, говорили об отравлении, поэтому доставлять русского на «оживление» в реанимационное отделение городской больницы было бесполезно. Как врач, он, разумеется, понимал, что фугу дать моментального эффекта не может и что яд был быстродействующим. В этом случае он смекнул, что тут попахивает насильственной смертью, и заявил растерянной публике, что, по его мнению, Грабов отравился фугу и что по японским законам в подобной ситуации следует немедленно вызвать полицию.
В полицию позвонили тут же, и в ресторан выехала дежурная машина из управления. Дежурный, принявший звонок, позвонил и домой Осиме, так как такие случаи регистрируются в Немуро раз в сто лет. Разбуженный внезапным звонком Осима, услышав, кто именно скончался, решил взять расследование в свои руки с самого начала, быстро оделся и на своей машине выехал в ресторан.
Как показали разультаты опроса работников «Скорой помощи», в те минуты, пока в ресторан не прибыли дежурный наряд и Осима, никто из присутствовавших покинуть помещение не пытался. Все гости и работники ресторана вели себя достаточно спокойно, если не считать того, что, по многочисленным показаниям, Осака заметно нервничал, кусал ногти и вполголоса грязно ругался, вызывая смущенные взгляды официанток-японок.
Осима приехал в ресторан в тридцать пять минут первого и застал следующую картину. Слева от длинного, уставленного тарелками и бутылками стола параллельно окну лежало тело Грабова. Около тела стоял прибывший с нарядом рядовой сотрудник полиции Ёхэй Ямада. По другую сторону стола, ближе к кухне, на стульях сидели гости и работники, перед которыми стоял сержант Такэси Хикита с блокнотом в руке, проводя перепись свидетелей. Осима приказал Хиките продолжать, а сам провел предварительный осмотр места происшествия. Ничего, что выбивалось бы из привычной пятничной ресторанной рутины, он не заметил и вызвал по рации дежурную следственную группу и криминалистов.
Именно криминалисты и установили истинную причину смерти Грабова. Это действительно было отравление. Во время анализа доставленных в управление проб блюд, стоявших перед Грабовым, на ломтиках фугу был обнаружен тонкий слой растворившегося в рыбном соку неизвестного в Японии яда из разряда цианидов.
В два часа ночи, после того как следователи и инспекторы закончили предварительный опрос всех свидетелей, Осима принял решение об освобождении помещения ресторана. Был вызван полицейский автобус, на котором рыбаков перевезли на судно. На пирсе около «Пионера Сахалина» была выставлена патрульная машина с нарядом, получившим приказ никого с судна на берег без разрешения Осимы не выпускать. По словам Осимы, экипаж был настолько пьян, что никто из рыбаков даже и не подумал выступить против этой в общем-то незаконной пока, до ордера прокурора, меры.
Игнатьев и Нарита вернулись в гостиницу, в холле которой Осима организовал наблюдение. Формально ограничивать передвижение московского гостя и его переводчика Осима не решился и приказал посменно дежурить в холле агентам в штатском. Мацумото, Хаяси, Ханэда, Мори, Такунага, Осада и Ямада были отпущены по домам под подписку о невыезде из города на время проведения следствия. Осака остался спать в ресторане, благо его офис под такие внезапные ночевки приспособлен давно. Русские официантки также дали расписку о невыезде, Мацумото по дороге домой завез одну из них в домик, который они на пару снимают в районе Котохира.
Тело Грабова оставалось в морге следственного отделения, и Осиму теперь волновала проблема сокрытия от родни Грабова факта вскрытия. Со вскрытием, конечно, капитан погорячился, и не укорить его в очевидном промахе было нельзя, я же, как-никак, ответственное лицо из центра.