Я старательно сосредоточилась на мелькающих перед глазами картинках. Благожелательный тон следователя стимулировал мышление, да и выспалась на мягком сиденье хорошо.
– Верно. Они ехали быстро до перехода. Вдруг машина вильнула к асфальту, как будто нарочно меня обрызгала. На секунду притормозила и до поворота пошла медленней. Странное поведение водителя, но так и было… Товарищ полковник, – проблеяла я, всматриваясь в план, опасаясь повторения истории с лейтенантом, – у меня есть одно предположение. Можно спросить у миссис Томпсон, хорошо ли видела сестра? Могла ли она с дороги разглядеть номера домов?
Кудрявцев усмехнулся, как будто я разгадала его мысли, а Элизабет поспешно заговорила по-английски. Вопрос она видимо поняла, но с ответом своему русскому не доверяла. Переводчик тщательно подбирал слова, велась магнитофонная запись:
– Могла, но с напряжением. Она была близорука, очки и линзы не носила. Если глядела вдаль – щурилась.
Вот почему Амалия мне показалась ехидной – прищуривала глаза.
– Если так, товарищ полковник, я думаю, мисс Блез не случайно опустила затемненное стекло – разглядывала номера домов вдоль дороги. Посмотрите, как они обозначены – за 145-ым 138-ой. Похоже, искала определенный адрес, а не просто каталась по Москве и случайно попала на эту улицу. Без подробного плана, нужный дом в этом районе быстро найти невозможно. Потому машина сбавила скорость: ехали и читали цифры. А до перехода промчались быстро, этот отрезок улицы был им не нужен. Вот здесь, у дома 152 свернули направо и больше я их не видела.
Кудрявцев согласно кивал, записывал. Его молчаливое одобрение поощряло меня к новым уморазворотам:
– Черешневая упирается в квартал, а квартал расположен в тупике. Дальше ехать некуда: с одной стороны речка, с другой забор. Похоже, искали один из домов в этом районе. И, скорее всего, именно там оставили ребенка. А через два часа пытались за ним вернуться, но были убиты.
– Вы умеете сопоставлять факты, Евгения Павловна. Возможно, вы правы. Но имеются и другие версии, также подтверждаемые вашими показаниями.
«Установить, где остановился «Джип» с американским флажком, и выносили ли из него малыша, – упиралась я в свою догадку, – не сложно: достаточно расспросить бабулечек у подъездов». Но о догадке смолчала – слишком элементарно. Конечно, сотрудники розыска уже в работе, показывают фотографии жильцам. А ведь этот процесс можно ускорить!
– Максим Анатольевич, когда я уходила в поисках химчистки, слышала, как сзади заработал мотор. Я не оглянулась, но, думаю, уехал милиционер, больше некому. А направился или в тупик, или во дворы, иначе перегнал бы меня по дороге. В первом случае, он мог видеть, где останавливался «Джип».
Кудрявцев опять со мной согласился. Чудесный мужчина. Темный шатен с мужественным рельефным подбородком, проницательный и симпатичный. Потому и полковник, а не лейтенант.
– Милиционер вам представился? Можете вспомнить количество звездочек на погонах? А номер машины? А марку? Внешность, возраст можете описать?
После трехкратного «нет», уронившего мнение о свидетеле в глазах присутствующих, я ухватилась за последние вопросы:
– Бежевая копейка, местами помятая. У моей подруги точно такая была, потому могу сказать точно. Парень лет двадцати восьми, младше меня. А внешность конкретная, похож на Гогу Круценко. Как увидите, сразу поймете – он.
На том беседа закончилась. Полковник протянул мне визитку: если что вспомните – сразу звоните. Сержант Веточкин вызвался проводить до пропускного пункта – на обратный путь машина не положена. В двери я оглянулась. Во взглядах супругов Томпсон появился отблеск надежды.
– Гуд бай, госпожа Евгения. Благодарим вас за то, что нашли время приехать к нам, – произнесла Элизабет, мило коверкая русские слова. И не улыбнулась.
В Муркино я вернулась
поздно, усталая. В подземке время пролетает незаметно, а на поверхности, среди шумных неведомых улиц, кварталов и переулков, обнаружить нужные офисы не так-то просто. Кажется, не велик труд – посетить два издательства и одну Третьяковскую галерею, но выматывает. Особенно, если скачешь на десятисантиметровых каблуках. Сапоги у меня замечательные, сносу им нет второе десятилетие. Потому что надеть невозможно: непривычные к элегантным фасонам ноги протестуют. Исключительно ради поездки и прифасонилась. А зря. Кому интересны мои сапоги в Москве?