И как это понимать?
Я наклонился над лицом пленника, а тот в эту минуту просто повернул голову.
Папа! Полна пасть мяты! Открытая ведь была, я же ею дышааал...
Все, сдаюсь. Сдаюсь, сказал.
А освобожденная крепкая рука уже обхватила меня за шею, приглаживая вздыбившиеся на загривке перья, и опускаясь вниз, проводила по крыльям.
Ох, как приятно! И за ушком еще... А лапы, разъезжаясь, скользят по крови. Ну все, вляпался...
Судьба, смеясь, играла в свои игры...
Глава 3.
*** Ташер. Храм в Ларнейских горах.
- Аанн...
Это заклятие... В голове какая-то каша. Не могу. Не знаю. Не понимаю. А тело горит так, словно с меня заживо сдернули шкуру...
И от любого прикосновения внутри рождаются огненные вихри. Он путается в перьях... Не хочу так. Хочу ближе. Хочу, чтоб ничего не мешало...
И я перехожу в человеческий облик, а его рука, замерев на мгновение, продолжает ласкать уже мою обнаженную спину, волны мурашек наслаждением пробегают по всему телу, но мне мало одной его руки и я тянусь открыть второй браслет...
А он освобожденной рукой притрагивается к повязке на глазах.
- Прошу, пожалуйста, не надо, – мой хриплый шепот проникновенен, я вложил в него все обаяние, которое имел, и парень послушался, убрав руку.
От повязки, но не от меня. Теперь его руки, путаясь в моих волосах, ласкают затылок и осторожно, завораживающе медленно наклоняют меня для поцелуя. Он спрашивает разрешение? Под заклятием?
Его разбитые губы имеют вкус крови. Восхитительной, пьянящей крови! Ближе! Я двумя ладонями обнимаю его лицо, зарываясь пальцами в венок. Зараза! И сорвав, я отшвыриваю его, не глядя, как можно дальше.
А поцелуй? Он сводит с ума и шероховатость его разбитых губ даже приятна, я пьянею от танца наших языков, это чувство такое необычное, словно я целуюсь первый раз.
А его запах, теперь, когда венка нет, я чувствую его запах, он... он не похож на запах человека, что-то родное, до боли знакомое, но словно из очень большого далека...
Оборотень! Дошло до меня словно вспышкой озарение.
За всю свою жизнь в доме отцов я ни разу не сталкивался с оборотнем. И вот...
Но мысли путаются, я подумаю об этом потом, когда меня перестанет ласкать между лопаток его рука. Я не замечал, какая чувствительная у меня там кожа...
- Ммррр...
Где-то в глубине тела рождается урчание, никогда со мной такого не было, никогда я не расслаблялся настолько, чтобы дать понять своим партнерам, с кем они имеют дело...
А тут вдруг это оказалось неважным! Он такой же, как я! И я теснее прижимаюсь к его телу. И сквозь поцелуй слышу стон, но не стон страсти. С этим заклятием я совсем забыл, что его тело истерзано.
Но это ничего, это ерунда, это я сейчас поправлю. Свет единения, дарованный мне ритуалом Хаоса, со временем стал еще ярче, он словно накапливал силы. И теперь я с удовольствием вижу, как на глазах пропадают синяки, закрываются раны, исчезают ожоги. Пропал даже старый шрам на скуле. Я улыбнулся, предвкушая его удивление.
- Подожди, дай я освобожу тебя, - шепчу я ему, выскальзывая из объятий, ведь ноги его еще скованны.
Освобождаю и, подняв глаза, замечаю, что по залу все еще бродят отсверки моей энергии, высветляя самые черные уголки этого храма. Высветляя и убирая весь ужас, содеянный тут. Нет больше потеков крови на пирамиде, ее камень девственно чист, нет больше жуткой вони и атмосферы ужаса, нет...
Но сильные руки подхватывают меня, не давая дальше оглядываться, а глаза сами закрываются, не выдерживая порыва его страсти. Теперь это не нежный, изучающий поцелуй, теперь он берет, он требует...
Он взрыкивает словно зверь, нежно, но непреклонно борясь с моими попытками остаться сверху. Не произнося ни слова, он словно уговаривает меня всем своим телом, медленно, настойчиво...
Ласковые руки на ощупь познают все изгибы моего тела, так нежно, но так неотвратимо, словно обвязывая невидимыми путами. Вот еще виток, еще и уже нет сил сопротивляться. И не только сил, нет даже желания...
Только одно бьется в уплывающем сознании: «Еще!»
Мало. Мне мало его поцелуев, мне мало его рук, ласкающих меня, мне мало...
Хочу его! Хочу всего, в себе... Запоздалым всплеском приходит воспоминание – заклинание... это не мы – это оно... Но мне уже все равно... дурман не отпустит меня, да я и сам не хочу чтобы меня отпускали...
Не хочу, хочу только с упоением чувствовать под своими ладонями силу этого тела. Да, силу! Впервые повстречав того, кому хочется уступить и не просто уступить, отдаться, отдать всего себя, отдать в чужие руки, наивно, доверчиво, глупо... но я подумаю об этом завтра... и переживать буду завтра... знаю, что буду... но завтра.
А сейчас, лежа спиной на черном камне, я только покорно раздвигаю ноги и стоном зову его, стоном, потому что слов больше нет, тело не хочет думать, оно хочет только чувствовать.
И все же краем сознания я готовлюсь к боли, смазки-то нет, и сам о себе не позаботишься, а я привык все сам...
Поэтому с изумлением смотрю на парня, когда он клыками вспарывает себе ладонь. Зачем? Я же только вылечил его! Но... он рукой в собственной крови растягивает меня. Чтобы не больно было мне, он причинил боль себе! Но он же не знает меня! Зачем? Ведь это только заклинание... Он даже не видел меня! Я для него случайный партнер, которого завтра не будет... Почему?
Почему даже под заклинанием, сводящим с ума от страсти, он забывает о себе? Кто он? Но... зааавтра... все завтраааа...
О боже! Может быть, всю свою жизнь я как-то неправильно занимался сексом, может быть, мне просто не попадался нормальный партнер, а может, мне просто на роду написано быть снизу?
Но это непередаваемое чувство, когда полностью отдаешься чужим рукам, когда позволяешь делать с собой все, что угодно, когда способен только стоном показать свое восхищение, это чувство... Оно восторгом воспламеняет кровь, и волна за волной в такт его движениям проходит сверху вниз и возвращается снизу вверх, не останавливаясь и только нарастая, уже захлестывая с головой, и нет сил молчать, и уже не стоны, раздаются уже рыки проснувшегося зверя и до безумия хочется выпустить когти и притянуть это тело еще ближе, еще сильнее, еще яростней.