Произвела на меня впечатление вся эта картина!..
А пока я во всем этом разбирался, подлетает тот самый грузовик, прихрамывая, выскакивает из него Настасья, а за ней, откуда ни возьмись, двое молоденьких лейтенантов. И начинают они выгружать брезентовую палатку. Оказывается, Настасья ездила в соседние военные лагеря и выпросила у них на три дня палатку вместо брезентов для воздушно-теплового обогрева зерна.
Смотрю на Настасью — и не узнаю. Веселая, озорная, хохочет, шутит с молодежью и с лейтенантами. Будто и не она только что разглядывала сусличьи норы! А один лейтенантик, чернявый, хорошенький, помогает расстелить палатку, а сам с Насти не сводит глаз и все спрашивает:
— Не больно ли вашей ноге?
Пока они расстилали брезенты, появились возле тока три девахи в сережках. Олюшки прибежали глядеть на лейтенантов. Чернявенький лейтенантик шутит:
— Мы вам палатку привезли не даром… Давайте нам залог.
Председатель спрашивает:
— Какого вам залога надобно?
— Просим мы залога не простого! Дайте нам в залог одну из девушек…
Председатель смеется:
— Смотря которая вам надобна! Давайте решать вопрос конкретно.
— Поскольку мы люди военные, нужна нам самая боевая, самая огневая…
И, не стесняясь, смотрит в упор на Настю восхищенным взглядом. Колхозники улыбаются: нравится им, как весело и открыто этот чернявый восторгается агрономшей. Председатель говорит:
— Вы, товарищ лейтенант, на любую глядите, а к Настасье Васильевне не прицеливайтесь. Она у нас главная опора, и мы ее не отдадим…
Настасья не смущается, а тоже смеется и указывает на Олюшек.
— Вот, — говорит, — пришли самые боевые и огневые! Первые наши ударницы!.. Они вам сейчас покажут, как у нас в колхозе работают! Пошли, девушки, носить мешки!
Прихрамывая, бежит в амбар и первая подставляет плечо под мешок… Олюшкам деваться некуда — они за ней… А за ними и остальные, и лейтенанты присоединились. И пошла у них работа! Таскают мешки. Высыпают зерно на брезенты. Крутят сортировки… Дым коромыслом!
Хочу я эту музыку прекратить, хочу приказать, чтоб, ссыпали зерно с брезентов обратно в мешки да везли в район на обмен, а язык, у меня не поворачивается!
Лейтенантик меж работой все смотрит на Настю и все шутит:
— Зерно по ночам надо сторожить. Мы, как военные, можем взять на себя это дело, только с вашей помощью! Кто из ваших девушек умеет по ночам зерно сторожить?
А Настя ему подбавляет:
— Всё мы умеем: и зерно сторожить, и песни петь, и на баяне играть… Приходите к току вечером, сами убедитесь.
Кипит у них работа. А я стою в стороне и не знаю, как мне теперь поступать…
Стоял я, стоял, сел да и поехал обратно.
Еду и думаю… Ведь и вправду дотянут они семена до кондиции за три положенных дня!.. Я исходил в своих расчетах из обычных методов… Как у нас обыкновенно делают? Приедут, проинструктируют и уедут… Да разве я или Аркадий стали бы таскать мешки из амбара? Неправильно это в принципе!
А Настя?.. Сама уговорила строптивую старуху, сама выпросила брезент у лейтенанта и первая подставила плечо под мешок! Она министра из себя не делает. Только разве это метод?.. По знаниям — ученый специалист, а по методу — рядовая комсомолка… Главный агроном МТС и… сама таскает мешки! Неавторитетно! И, главное, порочный метод работы! Однако благодаря этому ее «порочному методу» сделали при ней в колхозе за один день столько, сколько без нее не сделали бы и в десять. А о своем авторитете она не заботится… Она заботится, чтоб довести в три дня семена до кондиции… Может, в некоторых исключительных случаях такой метод и есть самый принципиальный? Инструктора и без нее ездят по десять штук на колхозника! И ведь доработают в колхозе семена к севу!.. А я ей сказал, что уволю!.. Что же это такое получается?
Ох, и неспокойным вернулся я в МТС! Несколько дней сидела Настя в колхозе, и за все эти дни не было у меня покойной минуты.
А тут еще и в природе было в эту весну сплошное беспокойство. Всего было много: и солнца, и ветров, и заморозков, и все не ко времени… Давно бы уж пора сеять, а нельзя! Днем солнце теплое, а по ночам заморозки сковывают землю. Два раза в день вскакиваю, бегаю на огороды, сую в землю градусник. Нельзя пшеничку сеять! Сев подсолнуха мы начали, поскольку он заморозков не боится. И, надо сказать, пошел у нас квадратно-гнездовой очень гладко, даже репортеры приезжали к Гоше Чумаку…
И вот однажды вечером сижу я у себя в кабинете, подписываю разные бумажонки, а краем уха слушаю радио, которое в коридоре. И вдруг слышу: «Директор МТС Чаликов»… Что, думаю за чудеса! Или есть второй директор МТС Чаликов, мой однофамилец? Потом слышу, Георгия Чумака упоминают… Что же оказывается? Передают корреспонденцию «Известий» о квадратно-гнездовом севе… Гоша наш взял чуть не всесоюзный рекорд! Корреспондент об этом рассказывает и ставит нас в пример соседним МТС, где дело не ладилось.