Фашистский капитан напоследок оглядел молчавшую сходку, потом вскочили захватчики на свои мотоциклы — и поминай как звали! Притаилась деревня в пугающем неведении. На первых порах Матвей с Неприкаянным посуетились, похлопали деревенскими щеколдами, но в каждой избе получали от ворот поворот. Они затихли, выжидая, первач хлебали беспробудно — дымок над баней Матвея курился и морозными ночами.
Ожили предатели, когда на постой в деревню определили егерей-лыжников, сразу стали наглыми — чуть что, грозили деревенским карами. Поддержанные чужими автоматами, холуи расстарались вовсе, провели сбор теплых вещей, высунув языки, носились по деревне, отнимая провизию для нужд рейха и его «непобедимой армии».
В услужливом холопстве они подзабыли, что за их паскудным рвением следят десятки ненавидящих глаз. Матвей как-то спозаранку вышел сбросить снег с крыльца. Листок из ученической тетради шелестел на его воротах. Чья-то рука нарисовала перекладину, на которой болтались две веревочные петли. Утонувший в липком поту, до самой селезенки напуганный Матвей собачьим нюхом угадал: не иначе как Васька Криволапов грозится. Его преступное хулиганство, больше некому. Пораскидал трусливым умишком: открыться командиру егерей или проглотить угрозу? По первому его слову сразу хлопнут Ваську, да и других устрашат. А не придут ли дружки из леса посчитаться за Ваську и не порешат Матвея? Если промолчать, то, пожалуй, больше выгоды будет. Намек, дескать, понял, затихну на время, а там поглядим…
Накануне ухода егерей долго и обреченно пьянствовали в избе Матвея. Немецкий майор, хлебнувший задиристого первача, закатывался в издевательском смехе:
— Партизан придут, пиф-паф Матвей… Смелый партизан. — Щурился на очумелого, не ворочавшего языком Гришку. — Тебе нет. Твой висит дерево. И ноги ходят воздух. Русский не прощать вредитель. Стреляйт всех. Как больной собак. В среду прийдут эсэс забирайт молодежь Германия. Ви будит помогать гнать Германия молодежь.
Трезвевший в смертном страхе Матвей длинной, беспокойной ночью обдумывал спасительный выход. Прикинуться, что в неведении, мол, был — кто поверит! Шепнуть парням — а если прознают про длинный язык немцы? Сунулся за советом к жене, но та гадливо отодвинулась: «Как впутался в дерьмо, так и отмывайся сам…»
В то утро, дохнувшее в избу снежной свежестью и стылой тишиной, Родька скатился с печки рано и, громыхнув подмерзшими воротами, устремился к Ваське Криволапову. Пушистый снег покрыл накатанную колею, и кто-то, прошедший ранним утром, проторил в сугробе узкую тропинку. Родька так спешил к другу, что чуть не сбил неторопко вышагивающего по тропинке Матвея.
— Куда в такую рань разлетелся, пострел? — вопросительно прогудела заиндевевшая борода.
— На кудыкину гору, — ощетинился Родька.
Хотел шмыгнуть в сугроб, чтобы разминуться с предателем, но староста неуступчиво качнулся в его сторону:
— Случаем, не ты картинки вывешиваешь?
— Пройти мне, дяденька, — сбавив пыл, попросил Родька.
— Успеется, недолго вам бегать осталось. — Предусмотрительно оглядел пустынную улицу, хваткими пальцами вцепился в Родькин полушубок: — Теперь слушай в оба уха. И чтобы ни гугу! Всем парням и девкам шепни. В среду немцы заявятся. В Германию вас погонят. Смекаешь, вояка вихрастый? А все Матвею виселицей грозите, так и Ваське, дураку, скажи. Засомневаются ребята: мол, откуда узнал, так язык в узелок повяжи, стой на одном — люди верные предупредили! И точка! — Грузно отшатнулся в сугроб, уступая тропинку Родьке.
Ребята пристрастно и горячо допытывались у Родьки: откуда, мол, взял? Он клялся, божился, что верные люди подали такую весть и рассусоливать некогда. Вот-вот фашисты нагрянут.
Ребят набралось человек двенадцать, и ушли они тихой звездной ночью. Кое-какой харч попихали в сумки, а вот оружия сыскать не смогли. Только Васька горделиво помахивал берданкой.
Растерянно посовещались: куда же двигаться? Самые осторожные настаивали: отмахаем верст тридцать, к обеду придем в Медведиху. Туда никакой фашист не забредет, в эту окруженную со всех сторон торфяными болотами деревню война не докатилась. Бои гремят рядом, скоро наши вернутся. Там и дождемся своих.
Васька начисто отмел такие предложения. Он зло высмеял ребят: сядем в подпол, на свет божий носа не высунем, а там, смотришь, и вызволят нас на свободу. Да и то надо учесть, что по пути в Медведиху не миновать нескольких гарнизонов. Немцы в бирюльки не играют, постреляют как осенних цыплят.