– Возможно. Но смерть испортит и мой день, и я ничего не смогу с этим поделать, – пожимает плечами Руфус.
– Лидии я говорить не собираюсь, – замечаю я.
– Но почему? Не будь чудовищем. У тебя ведь есть шанс с ней попрощаться. Не упускай его.
– Я не хочу портить ей день. Она мать-одиночка. Ей и так приходится нелегко с тех пор, как не стало ее парня. – А может быть, не такой я и самоотверженный. Может, молчать о своей смерти – это чистый эгоизм. Но я не могу себя заставить. Как сказать лучшей подруге, что завтра тебя уже не будет рядом? И как убедить ее отпустить тебя, чтобы ты не упустил своего шанса пожить последний день перед смертью?
Я откидываюсь на сиденье, испытывая изрядное отвращение к себе.
– Если ты окончательно решил, я тебя поддержу. Не знаю, обидится ли она, – тебе лучше знать. Но послушай, нам пора перестать сомневаться в себе и заботиться о том, как другие отреагируют на нашу смерть.
– А что, если, переставая сомневаться в себе, мы перестаем быть собой? Тебе самому не вскрывают мозг размышления о том, не была ли жизнь лучше до появления Отдела Смерти?
Этот вопрос душит меня.
– Было ли тогда лучше? – переспрашивает Руфус. – Может быть. Да. Нет. Ответ ничего не значит и ничего не меняет. Пусть все идет как идет, Матео.
Он прав. Не буду больше себя мучить. Я сдерживаюсь. Я кучу лет жил в полной безопасности, пытаясь обеспечить себе долгие годы на земле, и посмотрите, чего я добился. Я на финишной прямой, хотя никогда не участвовал в забеге.
Эйнджел возвращается с напитками и протягивает Руфусу салат с цыпленком на гриле, а передо мной ставит батат-фри и французские гренки.
– Если вам понадобится что-нибудь еще, ребята, пожалуйста, кликните меня. Даже если я не в зале или занята другим клиентом. Я в вашем распоряжении.
Мы благодарим ее, но я замечаю, что ей не хочется уходить. Кажется, она вот-вот присядет рядом с кем-нибудь из нас еще немного поболтать. Но она все же собирается и уходит.
Руфус стучит вилкой по моей тарелке.
– Ну, как тебе мое «как обычно»?
– Я сто лет не ел гренок. Мой отец вместо них любил делать по утрам роллы с беконом, салатом и помидорами в поджаренной тортилье. – Я как-то уже подзабыл о существовании французских гренок, но запах корицы мгновенно навеял многочисленные воспоминания о том, как мы с папой сидели друг напротив друга за нашим неустойчивым столом, завтракали, слушали новости или накидывали идеи для его очередного списка. – А вообще очень в тему. Хочешь?
Руфус кивает, но к моей тарелке не тянется. Он думает о чем-то своем, гоняя салат по тарелке. Он явно чем-то расстроен и ест только курицу. Потом берет блокнот и ручку, которую оставила на столе Эйнджел, рисует круг и несколько раз жирно его обводит.
– Я мечтал путешествовать по свету и фотографировать.
Он рисует карту мира, намечая границы стран, в которых никогда не побывает.
– Типа как фотожурналист? – уточняю я.
– Не, я хотел работать чисто на себя.
– Тогда надо сходить в «Арену путешествий», – говорю я. – Это лучший способ объехать весь мир за один день. На форуме «Обратный отсчет» у нее хорошие отзывы.
– Я на таких форумах не сижу, – говорит Руфус.
– А я сижу каждый день, – признаюсь я. – Мне спокойнее, когда я вижу, как другие люди находят в себе силы выйти из зоны комфорта.
Руфус отрывает взгляд от своего рисунка и качает головой.
– Твой Последний друг проследит, чтобы ты из своей зоны комфорта вышел со взрывом. Не в буквальном смысле, а понимаешь в каком. В хорошем. Я криво выразился.
– Я тебя понял. – Кажется.
– А ты себя кем видел в будущем? – спрашивает Руфус. – В профессиональном плане.
– Архитектором. Я хотел строить дома, офисы, театры и парки, – говорю я. И умалчиваю о том, что никогда в жизни не стал бы работать в офисе или что мечтал выступить на построенной мною же сцене. – В детстве я очень любил «Лего».
– Я тоже. Ракеты у меня всегда разваливались, и у моих пилотов с квадратной головой никогда не было особых шансов. – Руфус тянется к моей тарелке и отрезает себе кусочек гренки, после чего принимается с наслаждением ее жевать, опустив голову и закрыв глаза. Ужасно тяжело смотреть, как кто-то ест свою самую любимую еду в последний раз в жизни.
Я обязан взять себя в руки.
Обычно хуже всего бывает перед тем, как станет лучше, но сегодня все наоборот.
Когда наши тарелки пустеют, Руфус встает и подзывает Эйнджел.
– Будет секундочка, принесите счет, хорошо?
– Мы вас угощаем.