– Тут как будто кладбище, – говорит Матео и поднимает с земли пару кроссовок.
– Если там внутри пальцы ног, валим, – говорю я.
Матео исследует содержимое кроссовок.
– Пальцев или других частей тела не наблюдаю. – Он роняет обувь на землю. – В прошлом году я встретил на улице одного парня без обуви. У него из носа шла кровь.
– Бездомного?
– Нет. Причем наш ровесник. Его избили, а потом у него отняли кроссовки. Я отдал ему свои.
– Ну разумеется, – говорю я. – Таких, как ты, на свете больше нет.
– Да не, я не напрашивался на комплимент. Прости. Любопытно просто, как у него сейчас дела. Хотя сомневаюсь, что узнал бы его. У него все лицо было в крови. – Матео мотает головой, как будто хочет прогнать воспоминание.
Я наклоняюсь и рассматриваю один из лежащих на боку таксофонов. Синим маркером на том месте, где раньше была телефонная трубка, написано: «Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ, ЛИНА. ПЕРЕЗВОНИ».
Лине вообще-то сложновато перезвонить тебе, Человек, если самого телефона нет.
– Какая безумная находка, – говорю я и весь сияю, переходя к следующему таксофону. – Я чувствую себя Индианой Джонсом.
Матео молча улыбается, глядя на меня.
– Что?
– Я эти фильмы запоем смотрел, когда был ребенком, – говорит он. – Но только сейчас об этом вспомнил. – И он рассказывает мне, как его папа прятал сокровище в квартире. А сокровище всегда было одним и тем же: банкой с двадцатипятицентовиками, которые они использовали в прачечных. Матео надевал ковбойскую шляпу из костюма шерифа Вуди, а вместо лассо использовал шнурок. Каждый раз, когда он подбирался ближе к банке, его папа надевал мексиканскую маску, которую ему подарил сосед, и швырял Матео на диван для грандиозной битвы.
– Как круто! По рассказам твой папа клевый.
– Мне повезло, – говорит Матео. – Однако я затмил твой лучик радости. Извини.
– Не, все нормально. Это ведь не какое-то событие вселенского масштаба. Я ж не собирался разразиться пламенной речью о том, что исчезновение таксофонов с улиц – начало всемирного разлада или еще какой-нибудь чепухи. Просто смотрится охрененно. – Я делаю несколько фото на телефон. – Но все же удивительно, да? Платные таксофоны скоро перестанут существовать. А я не знаю ни единого номера наизусть.
– Я помню только номера папы и Лидии, – говорит Матео.
– Хорошо хоть я не за решеткой, было бы совсем отвратно. А так знаю я чей-то номер или не знаю – уже не важно. Нам никогда не оказаться в двадцати пяти центах от звонка кому-нибудь. – Я поднимаю телефон. – Я даже пользуюсь не настоящим фотоаппаратом. Пленочные камеры тоже скоро исчезнут с лица земли, вот увидишь.
– А за ними почтовые отделения и написанные от руки письма, – говорит Матео.
– Кинопрокаты и DVD-плееры, – добавляю я.
– Городские телефоны и автоответчики, – продолжает он.
– Газеты, – подхватываю я. – Настенные и наручные часы. Уверен, кто-нибудь сейчас разрабатывает девайс, с помощью которого мы могли бы автоматически знать время.
– Бумажные книги и библиотеки. Они исчезнут еще не скоро, но в конечном счете это все равно произойдет, так ведь? – Матео замолкает, наверное, думает о тех книжках про Скорпиуса Готорна, которые упомянул в своем профиле в приложении. – И нельзя забывать о животных, находящихся под угрозой исчезновения.
О них-то я как раз и забыл.
– Ты прав. Совершенно прав. Все проходит, всё и вся сходит на нет. Человечество в дерьме, чувак. Мы думаем, мы такие неубиваемые и вечные, потому что мыслим и можем о себе позаботиться в отличие от таксофонов или книг, но, держу пари, динозавры тоже думали, что вечно будут у руля.
– Мы не действуем, – говорит Матео. – Мы только реагируем, стоит нам осознать, что часики тикают. – Он показывает пальцем на себя. – Экспонат номер один.
– Думаю, потому мы следующие в списке, – говорю я. – И исчезнем раньше, чем газеты, настенные и наручные часы и библиотеки. – Вместе с Матео я пролезаю обратно через забор и оборачиваюсь. – Но ты ведь в курсе, что и городскими телефонами никто уже не пользуется?
Тэго Хэйз
09:48
Тэго Хэйзу не позвонили из Отдела Смерти, потому что он сегодня не умрет, но он никогда не забудет, каково это: видеть, как предупреждение о скорой смерти получает его лучший друг. Выражение лица Руфуса будет преследовать Тэго дольше, чем кровища, которую он видел в своих любимых фильмах ужасов.