Все начинается с одного звонка, который всколыхнул давно забытое, запрятанное, закрытое в коробке, затопленное в озере — глубоко-глубоко в ее подсознании.
«Заключенный. Он хочет говорить только с вами, госпожа министр».
Не было ничего удивительного, что заключенные пытались пробиться к высшей инстанции, дабы выпросить помилования. Но обычно такое происходило после суда и вынесенного приговора, а не сразу после ареста.
«Со мной? Почему?»
«Он говорит, что знает вас. И вы знаете его».
«Как его зовут?»
***
Полчаса спустя она, сама не зная почему, стоит у двери в камеру. Вернее, она знает, зачем она здесь, но не почему.
— Подпишите здесь, здесь… Здесь. — Она не глядя подписывает стопку бумаг, которые ей сунули в руки. — Счастливого рождества, госпожа министр.
— Спасибо, — машинально откликается она.
Сегодня лишь двадцать третье декабря, но, очевидно, для некоторых людей не бывает слишком раннего поздравления.
— Не думал, что в это время в Министерстве еще кто-то есть.
Она нетерпеливо пожимает плечами. Она не обязана оправдываться. У нее много дел, вот и все.
— …под вашу ответственность.
— …завтра утром должен предстать перед судом.
— …отказался отвечать… поэтому…
Она кивает, едва ли вслушиваясь в слова.
— Он потребовал адвоката? — наконец спрашивает она.
— Нет, мадам.
— Почему нет?
— Не знаю, мадам. Он потребовал лишь вас. Сказал, что имеет важные сообщения, которые касаются Министерства. Так как обвинение все равно получится всего лишь средней степени тяжести…
«Лишь вас».
Почему, к черту, именно ее?
Несколько секунд Гермиона размышляет, не ловушка ли это. Это то, чего он добивается? Вынудить взять его под свою ответственность, а потом обвинить в использовании государственной власти в личных целях? Почему он не позвал своего отца, как всегда делал раньше?
Что она здесь делает?
Надо уходить. Она ничего ему не должна.
Ей стоит повернуться и уйти, так далеко и быстро, как только возможно. Забыть, что она когда-либо была здесь.
Но она остается.
— Открывайте, — говорит она.
Дверь отворяется. За ней бесконечный туннель. Это бездна, тьма, дверь в прошлое — все одновременно.
Он встает.
Проходит какое-то мгновение, прежде чем ее глаза привыкают к темноте камеры.
— Малфой, — сухо говорит она. Это самое вежливое, что она может произнести. И единственное, что не является оскорблением.
Он выглядит так же, как и раньше.
Он выглядит, как незнакомый человек.
Эти противоречивые мысли одновременно промелькнули в голове Гермионы. Малфой по-прежнему высокий и тонкий, почти болезненно худой и с тем же бледным лицом с острыми чертами. Белые волосы кажутся немного темнее, чем она помнит. Заметно, что поначалу они были приглажены, но после ночи в камере и происшествия, которое послужило причиной ареста, они торчали во все стороны.
И даже спустя столько лет Гермионе по-прежнему хочется ударить его прямо в бледное надменное лицо.
Но теперь у него под глазами темные круги, подсохшая кровь на нижней губе и кровавая царапина на левой щеке. И, судя по тому, как он прижал руку к ребрам, те тоже задеты — сломаны или ушиблены. Неудивительно — Малфоя взяли за преступный заговор, нарушение спокойствия и нанесение побоев. Гермиону удивляет другое: его не подлечили. С помощью волшебства такие повреждения убираются за десять минут.
— Тебя никто не осмотрел? — она протягивает руку к его лицу.
Малфой чуть отклоняется. Это движение почти незаметно, и он тут же выпрямляется, но Гермиона уже заметила. У нее сжимается сердце.
— Я не подпущу к себе никакого шарлатана, — огрызается он и презрительно кривится.
Это первое, что он вообще произносит. Голос Малфоя более хриплый и глубокий, чем она помнит. Но язвительный взгляд, насмешливое выражение лица и горькая полуулыбка — те же самые.
Гермиона спрашивает себя, кого он видит, когда смотрит на нее. Она сама уже давно не смотрелась в зеркало.
Ее кудри стянуты в пучок на затылке — безжалостно и строго. Она выглядит, как учительница, Рон всегда шутил по этому поводу. Когда-то он находил это возбуждающим. Позже — нет.
Она не накрашена и, скорее всего, выглядит такой же усталой, как и Малфой. Напоминает ли она заработавшуюся госпожу министр? Или же разведенную жену?
Гермиона не знает.
Она пожимает плечами, смотрит мимо Малфоя, подчеркивая, что ей наплевать, и спрашивает:
— Почему я?
Этот вопрос горит в ней, только он имеет значение, и Малфой должен ответить, иначе все бессмысленно.
Теперь уже Малфой отводит взгляд.
— Насколько я тебя знаю, у тебя все равно нет занятия поинтересней.
Самое ужасное — он прав.
Одним махом Гермиона заканчивает с необходимыми формальностями.
— Завтра утром он обязан быть здесь — начнется слушание.
Она кивает.
— Заковать его в наручники?
Гермиона бросает взгляд на Малфоя и прячет руки в карманах мантии.
— Нет.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Если сбежишь, я тебя убью, — говорит Гермиона, пока они идут к выходу.
— Да уж понятно.
Они выходят, и Малфой запрокидывает голову, жадно вдыхая воздух. Гермиона смотрит, как он с наслаждением дышит. На его ресницах и светлых волосах собираются снежинки. Она держит палочку наготове.
— Ты наврал про важную информацию, ведь так?
Малфой пожимает плечами.
— До твоего дома далеко?
Гермиона снова думает, что совершает ошибку.
Небо нависает темной громадой, холодный воздух горит в легких.
Еще по дороге домой Гермиона решает, что забрать с собой Малфоя — плохая идея. Почему бы просто не найти отель, привязать его к стулу и вынудить рассказать правду?
Но она этого не делает. Она берет его с собой. Все равно ее жилье не ощущается домом.
Даже если Малфоя и удивляет адрес, здание, привратник, стеклянный лифт и все остальное, то он не ничем это не показывает. И лишь наверху, стоя перед дверью, на которой лежат охранные заклинания, он с уважением присвистывает.
— Недурно.
— Стандарт Министерства.
Необходимо снять сложные заклинания и отключить маггловские механизмы (двойная осторожность), чтобы войти. Гермиона чувствует, что оттягивает момент, когда откроет дверь и покажет свою жизнь Малфою. Не сказать, что Гермиона особо гордится ею.
Он видит огромную трехкомнатную квартиру — одна только гостиная размером в восемдесят квадратных метров. И великолепный вид на Лондон. Квартира очень красивая. И пустая. Немногочисленная элегантная мебель, книги, вазы и картины на стенах не могут скрыть того, что Гермиона очень редко здесь обитает. Все безлико. И ни одной детской игрушки.
У Малфоя просто прирожденный дар находить больное место и бить прямо туда.