Теперь повылазьте. Навсегда.
— Мне очень….
— Не трать свою жалость, — грубо перебивает он. — Я здесь не для этого.
Но почему же ты здесь?
И снова он. Единственно важный вопрос.
— Почему я? — спрашивает она. — Почему не твои родители? Не Астория? Почему я?
Она не была готова к его ответу.
— Потому что ты знала меня, — шепчет он.
— Не знала.
Но он продолжает, словно она ничего не говорила:
— Потому что я сам себя не узнаю, когда смотрю в зеркало. Уже давно. Я исчезаю. Не знаю, кто я. Но когда я разговариваю с тобой… Когда ты шипишь на меня… Тогда я хотя бы знаю, кем я когда-то был.
Вот оно как ощущается, когда упираешься в конец улицы, думает она, в конец мира. А мир весь в снегу, и дорогу назад замело. Как она тут оказалась? Это же не та жизнь, о которой она мечтала, она — не тот человек, кем хотела стать. Как тут оказался он? В тюрьме. В ее квартире.
Она со звоном отставляет бокал на стол. Хватает его за рукав, и Малфой тут же поворачивается к ней и тянет ее за запястье к себе. Они целуются, и в этом ни капли романтики. Только акт отчаяния. Аффект, и уже во время поцелуя Гермиона готовит свою оправдательную речь: «Ваша честь, это все виски. Ваша честь, у Малфоя были такие грустные глаза. Ваша честь, это было Рождество. Ваша честь, я была одинока. Ваша честь…»
Его нижняя губа кровоточит. Гермиона отпускает его и резко отодвигается.
Испуг и отвращение так резко захлестывают ее, что ей становится плохо. Она кладет руку на рот и закрывает глаза. Потом отпускает руку.
— Прости, — шепчет она. — Прости. Это не должно было… Я не хотела… — в ушах шумит. — Это не должно было произойти.
Он заключенный. Под ее опекой. Это нелегально и очень-очень неправильно. Это Драко Малфой.
Все неправильно.
— Сделай это еще раз.
— Нет!
Малфой берет ее за руку ледяными пальцами. Он держится так крепко, словно Гермиона — якорь, и, может быть, так оно и есть.
— Ты же разведена? — уточняет он. — Ты никого не обманываешь.
— Дело не в этом.
— Пожалуйста.
И это второй раз за вечер и в ее жизни, когда он произносит это слово.
— Завтра ты увидишь своих детей и снова сможешь быть хорошей матерью. Завтра я вернусь к Астории и сделаю вид, будто все в порядке, когда мы празднуем каждое Рождество, как последнее. В новом году мы с тобой встретимся уже перед судом. Но сегодня… Черт! — его голос обрывается, а пальцы дрожат.
Они не совсем трезвые, и из-под длинного подвернутого рукава рубашки виден белый бинт.
За окном падает снег, а Гермиона вспоминает взгляд Малфоя в тюрьме, кровь, смешивающуюся с водой. Почему она забрала его с собой? Почему просто не проигнорировала просьбу? Не ушла домой?
Потому что он сидел в клетке.
Точно так же, как и она.
Она вспоминает Драко в его одиннадцать лет, двенадцать, тринадцать, четырнадцать и пятнадцать. Думает о том, как он сломался в шестнадцать и семнадцать.
Куски Драко.
Draco discerpebatur.
И она снова целует его. Его губы на вкус как кровь, снег и одиночество.
Драко запускает руку в ее волосы и стягивает удерживающую их резинку. Волосы волной падают на плечи. Он зарывается в них ладонью и притягивает Гермиону ближе к себе, а второй рукой снимает с нее очки.
— Ты выглядишь, как раньше, — чуть задыхаясь, говорит он.
— Неправда.
— Ты была ужасной в четырнадцать.
— Ты тоже.
Двадцать лет. Что случилось? Как они оказались здесь? В ее квартире из металла и стекла, без фотографий и тепла, без жизни. Клетка. Без решетки, но зато с подогревающимися полами.
Что случилось?
Гермиона не знает.
«Потому что ты меня знала. Потому что я исчезаю».
Она держится за него, а он — за нее. Его губа все кровоточит, а Гермиона плачет и никак не может остановиться.
Драко пальцами вытирает ей слезы и спрашивает:
— Мне остановиться?
— Нет.
— Да, мадам.
— Не называй меня так.
— Грейнджер.
Одежда падает на пол. Драко тихо стонет, когда Гермиона задевает его синяки. Она нежно гладит его, нежнее, чем собиралась. Он худой и угловатый, но его тонкие руки мягкие и осторожные.
Все это нелепо и неправильно, на их руках кровь мешается со слезами, но они оба — теплые и настоящие.
«Потому что ты знала меня».
Они не нравились друг другу.
Никогда.
Но они знали друг друга. Такими, какими они были тогда. Молодыми и честолюбивыми. Яростными идеалистами. Трусливыми. Злыми. Предубежденными.
Ее кулак, летящий ему в лицо. Его кровь на ее пальцах.
«Она все идеализирует. И потом не перегорает за секунду, а раз за разом переживает тысячи маленьких смертей».
Все, что осталось от той Гермионы, — его рука на ее коже, его голос в ее ушах.
Не останавливайся, думает она. Не останавливайся.
«Он сказал, он вас знает. И вы знаете его».
— Скажи мое имя.
И Гермиона говорит: «Малфой, Малфой». Это кажется колдовством, заклинанием, словно она зовет его восстать из мертвых. Он крепко держится за нее, тихо всхлипывает и шепчет: «Не останавливайся».
Гермиона думает о крови, воде, водовороте, бездне.
Малфой.
Потом они лежат на диване и смотрят в окно на снег. Они не обнимаются, потому что это было бы уже чересчур. Но они лежат рядом под покрывалом, и если и прикасаются друг к другу… Что ж, это случайность.
Они пьют по очереди виски из одного стакана и ждут восхода.
— Как низко мы пали, — говорит он.
— Да.
— Мне жаль, что твой брак развалился.
— Врешь.
— Вру.
И в первый раз она улыбается в ответ на его наглую честность. Любовь умирает тихо, думает она. Гермиона никогда не признается ему, что он прав. Все, что он сказал, попало в самую точку.
— Меня осудят? — тихо спросил он.
— Я не знаю.
Он вздыхает и проводит рукой по волосам.
— Вероятно, ты отделаешься всего штрафом, — добавляет она. — Может, тебе стоит напирать на принуждение. То, как ты выглядишь, будет тебе на руку.
Малфой с превосходством улыбается.
— Я знаю.
Гермиона закатывает глаза. Вот и причина, почему он не дал вылечить себя. Могла бы догадаться. Малфой уже ребенком знал, как избежать наказания.
— Этой ночи не было, — говорит она.
Он кивает. Она немного желает, чтобы он запротестовал. Но это невозможно. Скоро придут авроры, чтобы забрать его.
Затем они молчат. Небо сереет, а затем становится желтым и розовым. Встает солнце.
КОНЕЦ
Послесловие автора: Я действительно верю, что Рон и Гермиона счастливы вдвоем. Но они так рано женятся, и они совсем разные, поэтому мне легко было представить мир, где они разошлись, а Гермиона строит карьеру, забывая о семье.