От войн, от политики стрессы,
То правых, то левых шерстят.
У деток свои интересы,
Хоть, ладно, порой навестят.
Всплывают забытые лица,
Пирушки, былой тарарам...
И кошка походкой царицы
Гуляет по пыльным коврам.
Замечу: «Не стыдно ли, Машка?»
Но я ей плохой командир.
Наестся, умоет мордашку
И зелено смотрит на мир.
Никто ей худого не скажет,
На стылый балкон не шугнет.
Под лампой настольною ляжет,
Под стуки машинки заснет.
И что нам «фонарь» и «аптека»,
«Ночь», «улица» – жизни венец?
Руины ушедшего века
Не так и страшны, наконец.
ТАМАНСКИЙ МОТИВ
Поэту Виктору Жорнику
По курсу – Тамань! Напружинен «жигуль».
Скользят ласточата – скольжением пуль.
Прочней оплели тополей осьминоги
Горячие ножны приморской дороги.
Азовское – справа слагает катрены,
На Черном – трагический плат Мельпомены,
Гекзаметры вьет, будто скифов арканы.
Осколками амфор желтеют лиманы.
Мы едем. А небо сосудом Пандоры.
Мы мчим. Будто кровь на полях – помидоры.
По кромочке плавней – пожарищ зола.
Там чудятся мне кальтербрунеры зла.
Век горький. Исход. Мы на финише века, –
В хитонах, в сандалиях древнего грека,
В античном, суровом, божественном виде.
"В Элладе ж ты, брат!" – как сказал Сердериди.
Но кто промелькнул там? Околыша алость...
Гусарский поручик? Мишель? Показалось...
Промчали. Сравненья – опять! – фронтовые:
Арбузы, как шашки лежат дымовые,
И даль виноградников в небо воздета,
И гроздья, и листья защитного цвета.
Но – стоп! И ремни привязные – с плеча.
Базар придорожный. Торговля. Бахча.
– Погодь! – мой товарищ – на тормоз. И – нате! –
Взорлил. И несет уж два солнца в обхвате
Две сочные дыни, что брызнут вот-вот
Медовой амброзией южных щедрот.
Задаром! – товарищ в восторге, – Салют!
У нас тут поэтов в лицо узнают!..
А мне уж блазнится мой северный город,
Что злыми реформами нынче распорот,
Там тоже базар, политкухонь грома,
Но там и картох не дадут задарма!
Летим! Нашей гонкой простор ошарашен.
Пересыпь?! Давай к Лихоносову, наш он!
Каких-нибудь два поворота всего –
Поселок. С холма панорама: ого-о!
Даль моря. И синь. И штормяга жестокий.
И там где-то парус родной – одинокий...
УТРО В СТАНИЦЕ
Вор что ль ходит? Собаки лают.
Старотиторовка. Светает.
В помидорах шуршит роса.
Ядра груш не спелей осины.
Занавеска из парусины.
И с лампасами небеса.
Вот Галина встает. И разом
Расцветают горелки с газом,
Шелестят лепестки огня.
Наваждение сна, морока,
Но хозяин уж греет оком
Двор казачьего куреня.
Стайка кур. воробьи в застрехе,
Миг – и сыплются, как орехи,
На тропиночку, где бахча,
Где стрючки, как в петлицах ромбы.
Где на ржавый осколок бомбы Песик
Тимка глядит, урча.
Нас Галина к столу сажает,
Проломиться он угрожает
От пельменей и пирогов.
В дополнение – вин наличность.
Виноград, козий сыр...
Античность!
Начинается пир богов!
Песик Тимка как будто в трансе,
Он встречал тут поэта-манси,
Смотрит нынче на моряка.
Обещаю тебе, мой псяра,
Кость длиною до Краснодара,
Толщиною – до Темрюка!
Но хотел бы, коль мир возможен,
Чтоб казак свой клинок из ножен
Для сражений, атак не рвал,
Чтобы вор не водился здешний,
Чтоб Галина цвела черешней,
И хозяин преуспевал.
ЖАРА
Жаль, что нет у солнца ставней,
Жарит-парит тыщей бань.
Будто крот, в теснинах плавней
Пробирается Кубань.
Оглушительно тоскливы
Камышинки на жаре.
Цапли шествуют брезгливо
По лягушечьей икре.
Леность, нега, захолустье,
Но вдали железный гул:
Это порт в Кубанском устье –
Груз пакует на Стамбул.