3
Говоря о прониниане, мы неизбежно возвращаемся к теме мирового классического детектива. Если уж майор Пронин стал советским Холмсом и Мегрэ, без сравнений не обойтись. Шерлок Холмс занимался любыми загадками лишь бы нашлась работенка для дедуктивного метода. Но в глубине души эсквайр с Бейкер-стрит был британским патриотом - и иностранных шпионов разоблачал с особым хладнокровием. К шпионскому детективу относятся классические холмсовские рассказы Конан Дойла "Морской договор", "Чертежи Брюса Падингтона", "Его прощальный поклон". Как неофициальное лицо, Холмс встречается с министрами, премьер-министром и влиятельными аристократами. Пронину тоже не привыкать к аудиенциям у сильных мира
сего. Советская элита тридцатых демонстрировала демократизм: с майорами ОГПУ свысока не общались даже наркомы. В "Голубом ангеле" появляется ворчливый номенклатурный товарищ Евлахов - но чувствуется (с подачи автора), что они с Прониным старые друзья, еще с Гражданской. Лубянские руководители контрразведки в прониниане не появляются: автор соблюдает секретность, а фантазировать на эту тему не желает. Как самодостаточный герой, майор Пронин не нуждался в начальстве, а как примерный чекист, он не перекладывал свою работу на плечи старших товарищей. Комиссар Мегрэ - защитник отверженных парижан - предпочитал находить трупы в городских кварталах, а в политические интриги впутывался с неохотой, да и то по преимуществу - во внутренне-французские. Мегрэ - специалист по уголовным преступлениям, знаток человеческой психологии, погруженный в урбанистический быт. Элементы политической сенсационности никогда не были основой героического образа французского комиссара полиции. С сильными мира сего он чувствует себя не в своей тарелке. Если министр оказывается простым и небогатым человеком комиссар начинает его уважать и удивляется, что и в политическом бомонде водятся честные люди. Богачи и сибариты в романах Сименона бывают честными только в исключительных случаях. В стране майора, а затем и генерал-майора Пронина богачей нет и в помине. Обеспеченные люди, получившие от государства отдельную квартиру, сносную зарплату, бесплатный отдых во всесоюзных здравницах, заслуживают уважения, ибо являются прекрасными специалистами, профессионалами своего дела. Такими же, как генерал-майор Пронин в области контрразведки. Представители советской элиты могут зарваться, как Щуровский из того же "Голубого ангела": инстинкт хозяйчика проявляется в человеке в самые неожиданные моменты. Это путь предательства, приводящий зарвавшегося товарища к краху.
В "Секретном оружии" Овалов рассказывает историю уважаемой советской семьи - семьи талантливых ученых. Никакого аскетизма в быту, но и никаких излишеств - условия, помогающие человеку эффективно трудиться. Дилемма двадцатых годов, когда нищенский быт истинных революционеров противопоставлялся жирующим мещанам-нэпманам, больше не актуальна. Социализм "в основном построен" - и материальное положение гражданина соответствует его вкладу в общее дело. Даже американские шпионы удивлены рациональной организацией советского общества. Им, акулам капитала, скучно в отсутствии звериной конкуренции. Они привыкли к острым ощущениям, привыкли стремиться к колоссальному обогащению - больше, больше, больше... Это не потребность в достатке, это фанатическое служение золотому тельцу. Именно такими представлялись Овалову американцы в "Медной пуговице", и в "Секретном оружии" он продолжает тему. Верные слуги желтого дьявола, бизнесмены, связанные с разведкой, и разведчики, сколачивающие капитал, - вот американский контингент романа. Все они кажутся учениками генерала Тейлора из "Медной пуговицы". Но не все так просто, имеются и психологические нюансы: у некоторых американцев порой просыпается совесть. Главный герой из числа американских шпионов, судьбу которого мы прослеживаем с юности, не лишен обаяния. Он - профессионал, преданный своей присяге. Но ему противны грязные методы американской разведки, да и покровительственные начальственные похлопывания по плечу претят этому молодому человеку. Мир наживы превратил его в "раба лампы", в робота международного шпионажа - и в этом Овалов видит очередную "американскую трагедию".