— Они не будут предъявлены, по крайней мере наиболее тяжкие.
Доновен принялся за еду.
— Что же хочет ФБР, если спасет Абелю жизнь?
Томас посмотрел на Гувера:
— Не хотите ли вы ответить на этот вопрос, сэр?
Гувер пробормотал что-то неразборчиво и склонился над своей тарелкой.
— Тогда я охотно это сделаю. Мистер Доновен, ФБР в этом случае будет иметь шанс рано или поздно спасти жизнь американскому агенту.
— Американскому?
— Мистер Доновен, мне очень неприятно вмешиваться во внутренние дела американской секретной службы, но вы ведь сами работали в этой организации. И сами в конце войны помогали создать контрразведку против Советов. Не так ли?
Доновен молчал.
— Я не хочу вас упрекать, — продолжал Томас. — В конце концов это ваше дело. Кто мог предположить такой парадокс, что именно вам придется защищать советского шпиона?
— Меня назначили. Суд таким образом хочет продемонстрировать свою объективность.
— Нет, нет, не поймите это как упрек, — еще раз заверил Томас.
— Я думаю, что каждая страна вправе иметь разведку, — сказал Доновен слегка оскорбленным тоном.
— Надо только не попадаться, — пробурчал Гувер в свою тарелку.
— Точно, — сказал Томас, — я могу предположить, что это вопрос времени. Советы поймают американского шпиона. Несомненно, они знают о том, что американцы разрабатывают новый тип самолета, который может над их страной фотографировать не только облака.
— Это совершенно бессмысленные слухи, — сказал Гувер, не поднимая головы от тарелки. — Советские протесты по поводу нарушения воздушного пространства не имеют никаких оснований, — Гувер посмотрел на собеседников и подмигнул им. — Речь идет о самолете метеорологической службы, который случайно сбился с курса.
— Ну, ясно, а что произойдет, если этого случайно заблудшего пилота собьют? — осведомился Томас.
Доновен медленно проговорил:
— Я знаю эти метеорологические самолеты, они не могут быть сбиты средствами ПВО.
— Что нельзя сделать сейчас, можно сделать завтра. Кроме того, я слышал, у русских имеются очень точные ракеты. Если такая ракета собьет американского пилота метеорологической службы и его будут судить, а как раз этого пилота захочет увидеть мистер Гувер, не будет ли тогда очень жаль, что мистера Абеля уже нет в живых? С трупом нельзя торговаться, господа.
— Действительно, мистер Шойнер, — сказал Гувер, — но ваш цинизм заходит слишком далеко.
— Извините, господа, но я говорил теоретически о такой возможности, это чистая гипотеза.
— А если нашего пилота не собьют? — медленно проговорил адвокат.
— Видите ли, — ответил Томас, — теперь мы, наконец, понимаем друг друга, мистер Доновен. Я мог бы себе представить, что мистер Абель из чувства благодарности сменит хозяев и начнет работать на американскую разведку.
— Является ли это и вашим мнением? — обратился Доновен к Гуверу.
— Вы слышали мистера Шойнера. У меня нечего добавить.
Лицо адвоката сделалось пунцовым.
— За кого вы меня принимаете, мистер Шойнер? — сказал он. — За кого вы принимаете моего подзащитного? На это он никогда не пойдет.
24 августа 1957 года Петер Шойнер появился в кабинете начальника следственной тюрьмы Нью-Йорка. Он имел разрешение высоких инстанций побеседовать с глазу на глаз с Рудольфом Ивановичем Абелем. Начальник лично проводил эту очень важную персону по бесчисленным коридорам в комнату для свиданий. По пути он рассказал, что советский шпион завоевал симпатии всех подследственных. Обычно в тюрьме к красным относятся плохо. Но не к Абелю! Начальник тюрьмы закатил глаза: «Любимец абсолютно всех. Он музицирует для заключенных, разработал новую систему перестукивания с использованием электропроводки». «Черт побери, — подумал Томас, — лучших деловых партнеров встречают в жизни только тогда, когда с ними ничего нельзя предпринять». Они подошли к комнате свиданий. Томас вошел. За решетчатой сеткой стоял Рудольф Иванович, одетый в элегантный костюм. Он смотрел на Томаса. Начальник подал знак надзирателю, и оба удалились. Тяжелые железные двери захлопнулись. Разделенные сеткой, стояли друг против друга Ливен и Абель. Они долго молча смотрели один на другого. В камере стояла тишина. Первым заговорил Томас. Мы не знаем, что он говорил, не знаем, что ответил Абель. Оба они никогда никому не рассказывали о содержании их беседы, хотя разговор длился 49 минут.
26 сентября 1957 года начался процесс против Абеля под председательством судьи Мартимера Бирса. Процесс в основном был открытый. Абель получил лучшего адвоката Америки. Когда ему предложили выбрать защитника, он заявил: «У меня нет денег. 3545 долларов, которые нашли у меня, принадлежат не мне. Я не могу предположить, что меня будут защищать бесплатно, поэтому я прошу суд назначить мне адвоката». В правовом государстве, каким являются США, это означало, что власти должны назначить адвоката, которого никоим образом нельзя подозревать в симпатии к коммунистам и который был бы специалистом в области уголовного права и процесса, короче говоря, такого человека, как Джеймс Б. Доновен. Процесс был необычный. Обвиняемый мог свободно перемещаться по всему зданию суда, беседовать в кафе с присяжными, говорить с репортерами. Одновременно судья Бирс постановил: «Ни один из 38 свидетелей не должен появляться в зале суда, пока не даст свои показания». По мотивам безопасности агенты ФБР и другие важные свидетели могли давать показания с закрытыми лицами. Они появлялись в капюшонах с прорезами для глаз и рта и выглядели, как куклуксклановцы. Томас Ливен тоже появился в таком капюшоне. На груди у него была табличка с номером. Его допрос был застенографирован следующим образом: