«Оливия» три дня и три ночи находилась в заданной точке. Экипаж бил баклуши, спал, играл в покер.
20 июня радист принял телеграмму: «Норддайге радио — 20.06.48–11.23. С получением сего немедленно направляйтесь в Гамбург».
В то время, когда первый радист принимал шифровку, второй слушал сводку новостей из Лондона. Он отодвинул наушник и сказал:
— Сегодня в Германии проведена денежная реформа. Старые деньги потеряли силу. Каждый может обменятьтолько сорок марок.
— Это нехорошо, — проговорил первый. — Сейчас будет богат тот, кто имеет товар.
У второго радиста отвисла челюсть.
— Парень, а наш грузополучатель-то имеет сто авто! Слушавший этот разговор капитан подумал: «Вот прокрутили операцию с авто. Должно быть, здесь действует стреляный волк. Хотел бы я знать, кто он!..»
Дорогой капитан Ханс Дреге, если вам случайно попались на глаза эти строки, вы теперь знаете, кто провернул этот гешефт.
10 марта 1948 года чешский министр иностранных дел Масарик покончил жизнь самоубийством. Президент республики Бенеш был арестован.
18 апреля для западных оккупационных зон Германии был введен новый продовольственный рацион.
На месяц немцы получали теперь 400 граммов жира, 100 граммов мяса, 62,5 грамма яичного порошка и 1475 граммов других продуктов. 21 июля на территории фирмы И.Г.Фарбен в Людвигсхафене произошел взрыв, унесший 129 человеческих жизней.
В начале августа Томас и Бастиан оказались в небольшом городке на юго-западе Германии. Вот что рассказал Томас Бастиану: «Вначале я хотел уехать в Южную Америку. Но здесь в Висбадене мне встретился старый друг Эрик Верте. У него мы можем спрятаться лучше, чем где бы то ни было. Там нас не найдет ни один человек. Пока не окончена операция с автомашинами, мне лучше остаться в Германии. Кроме того, здесь я купил некоторые акции. Посмотрим, может быть, они не обесценятся».
По воле случая произошла встреча Томаса с экс-оберстом из абвера Верте. Они столкнулись на улице Висбадена. Старый, седоволосый профессиональный солдат прослезился:
— Ливен, старина, вот радость!
— Тс! Не так громко, герр Верте. Я здесь зовусь Хеллером.
Верте улыбнулся.
— Опять на кривых дорожках?
— Что значит опять? Каждый раз, когда я пытаюсь идтиче стным путем, меня бьют по голове. Теперь я поумнел. А вы? Чем теперь занимаетесь?
— Собственно говоря, ничем. Я живу в небольшом виноградном хозяйстве. Оно принадлежит жене. Вы должны к нам приехать, когда вам удобно и на сколько хотите. Я настаиваю. Вы меня вытащили из этого проклятого лагеря.
И вот наши друзья едут в прекрасную Франконию навстречу новой авантюре.
Хозяйство Эрика Верте располагалось на песчаных, хорошо прогреваемых солнцем склонах холмов, недалеко от небольшого городка Вальфортсорт. Идеалистическая речка протекала через живописную долину. Перед городком возвышалась гранитная скала, на вершине которой находилась статуя Магдалины.
Одним из первых, с кем познакомился Томас в этом чудесном городке, был аббат обители Иоанна Крестителя Вольдемар Лангацер, с импонирующей внешностью и достоинством священник. Их познакомил Верте. Они потянулись друг к другу. Аббат показал Томасу прекрасную библиотеку монастыря и поделился своими заботами.
Город был переполнен беженцами, нуждавшимися в питании, одежде, жилье. Но откуда все это взять? Ничего не было. С тонкой усмешкой аббат философски заметил:
— В такое время познаются люди, герр Ливен. Иногда люди неузнаваемо изменяются. В нашем городе есть такой человек. Его зовут Херберт Ребхан, виноторговец по профессии. Раньше он пользовался сомнительной репутацией, но после войны в корне изменился. Не пропускает ни одной воскресной обедни. Нет такого доброго дела, в котором быон не участвовал. Тысячи марок передает он для помощи бедным, беженцам.
Подобные слова о виноторговце и благотворителе слушал Томас еще раз в тот же день за ужином у Верте.
— Послушайте, Ливен, — сказал Верте, — когда-то в Париже вы угощали меня чудесным пирогом с луком. Несмогли бы вы завтра испечь такой же пирог, мы ожидаем гостей.
— С удовольствием, — ответил Томас.
— Придут несколько друзей, среди них Херберт Ребхан.
— Этот человек делает исключительно добрые дела, — заметил Томас.
Не шутите, — очень серьезно попросил Верте. — Без господ Ребхана, полицей-президента Каттинга и князя Велкова я давно бы уже повесился.
— У вас плохо идут дела, герр Верте? — тихо спросил Томас.
— Плохо? Отвратительно. Судите сами. У меня есть вино, которое я хочу продать. Но мое вино не покупают. Американцы не разрешают мне торговать им.
Бастиан почесал затылок.
— Не понимаю, — сказал он, — я думал, в Германии нечего покупать, а у вас есть хорошее немецкое вино. Почему же вы его не продаете?
— Я сам не понимаю этого, действительно не понимаю.
— Прежде чем мы начнем, давайте помолимся, — сказал Херберт Ребхан. Он поднял свои розовые рукии склонил большую со светлыми волосами, светлыми бровями и светлой бородкой голову. Присутствующие последовали его примеру.
Князь Белков был старый, худой, высокомерный, молчаливый человек. Каттинг выглядел осторожным банковским чиновником. После молчаливой молитвы Ребхан оглядел стол.
— Ох, луковый пирог! Какой деликатес, — он отрезал себе кусок.
— Восхитительно. Так готовила моя мать, — сказал князь, попробовав пирога. — Поздравляю, уважаемая госпожа Верте.
— Вы должны поздравить герр Ливена. Это он его испек, — ответила Луиза Верте. Три пары глаз уставились на Томаса холодно, изучающе и без симпатии.
Полицей-президент, князь и филантроп смотрели на него, как три комиссара криминальной полиции смотрят на арестованного преступника. Герр Ребхан становился все более неприятным Томасу.
Первым заговорил Бастиан:
— Давайте выпьем за то, что на свете существует очаровательная фрау Верте и это прекрасное вино, котороея предлагаю выпить за вас, мадам!
Все подняли рюмки и чокнулись с покрасневшей Луизой Верте, которая с легкой горечью проговорила:
— По воле Божьей у нас растет виноград. По воле Божьей мы не можем продать вино. Правильно ли это?
В этот момент, полный смирения, заговорил Ребхан:
— Сейчас время испытаний, которое мы должны выдержать, уважаемая фрау. Все мы. Разве не лежит и мое вино в подвалах?
— Я вовсе не хотела никого обидеть, — сказала Луиза Верте. — А что делается с итальянским вином? Я думаю, это грязная спекуляция. Это…
— Луиза, пожалуйста, — резко оборвал ее Верте. Гости обменялись взглядами. Томас и Бастиан заметили это.
— Итальянское вино? — спросил Томас. — А что с ним? Филантроп, полицейский и князь снова обменялись многозначительными взглядами. «Наверное, мой добрый старый Верте ослеп, — подумал Томас, — и этих людей он считает своими друзьями». Ребхан посмотрел на Томаса внимательным взглядом и ответил твердым голосом:
— Уже больше года вся Германия плавает в тысячахлитров дешевого итальянского вина. Это вино поставило всех нас перед разорением. Откуда оно появилось в Германии? Никто не знает. Кто экспортирует его? Неизвестно.
— Минуточку, — перебил его Томас. — Ведь лицензиидля ввоза иностранного вина не выдаются. Так ведь высказали мне вчера, герр Верте?
— Да, — безрадостно улыбнулся Верте. — Во Франкфурте находится американская комиссия, выдающая лицензии. Говорят, на вино она их официально не выдает.
— Она их действительно не выдает, герр оберст, — вмешался в разговор «друг беженцев» Ребхан, — и у нас нет оснований подозревать в этом неподкупных американских офицеров, не правда ли?
— Никоим образом, — ответил Верте испуганно.
В эту ночь на одном из холмов над маленьким городом состоялся следующий разговор:
— Послушай-ка, друг, не замешан ли герр Ребхан вовсей этой истории? — спросил Томас Бастиана.