— Сергей Иванович, это же... этому названия никакого нет. Если и дальше так пойдет...
— Садись и рассказывай толком.
— Гонку с дровами, которую из Подпорожья должны были прибуксировать в Петушки на перевалку, пароходство по указанию ЦК отбуксировало в Соломенное для электростанции.
— Непорядок, но на этот раз ничего, мы им решили дать пять тысяч кубов дров в счет будущих фондов. Я переговорю, чтобы они впредь без нас не командовали этими делами.
— Но в гонке была секция авиасосны, шестьсот кубометров.
Ковалев мгновенно побледнел. Каждая тюлька этого товара была на строжайшем учете.
— Выкатали?
— Не только выкатали, но уже распилили все на метровку!
Ковалев вскочил с кресла и рухнул в него обратно. Наконец его прорвало:
— А ты-то, ты, зная, что в гонке идет эта секция, о чем думал? Почему дал выгрузить и распилить? Это что — в один день все сделано? Пентюх ты несчастный! Садись сейчас же в машину, гони в Соломенное, может еще какая тюлька уцелела. Живо!!!
Ковалев в несколько затяжек выкуривает папиросу и звонит заведующему лесным отделом ЦК Ястребову.
— Нет, Андрей Яковлевич, так у нас ничего не получится. Тогда вы идите сюда, садитесь в наши с Малышевым кресла и руководите министерством. А мы пойдем, куда пошлет партия. Вот так.
— Подожди, ты о чем?
— Вы дали указание пароходству отбуксировать пудожскую гонку в Соломенное?
— Но электростанция же останавливается, весь город без света оставим. Я говорил тебе об этом. Ты что сказал? У республики фонды кончились. Мы что же, должны уговаривать жителей города, чтобы они посидели в потемках до фондов следующего квартала? Так, по-твоему?
— В гонке было шестьсот кубометров авиасосны. Вся сосна выкатана и распилена на метровку. Что прикажете доложить Москве?
Ястребов знал, что такое авиасосна. Говорить больше он не мог. В трубку Ковалев слышал только тяжелое дыхание.
— Андрей Яковлевич, я хочу знать одно: будете ли вы еще пытаться руководить производством помимо нас или нет? Если вы не откажетесь от этой практики, мы выносим вопрос на бюро ЦК.
Прошло не меньше минуты, прежде чем Ястребов ответил:
— Выносить вопрос на бюро — дело ваше. Я могу только сказать, что это больше никогда не повторится.
Позвонил Малышев:
— Кончай музыку, пошли обедать.
Возвращаясь с обеда, Ковалев увидел у себя в приемной сидящего на стуле седого человека с потрепанной синей фуражкой на коленях.
— Вы ко мне, дедушка?
— К вашей милости, если позволите, — вставая, тихо ответил старичок. Он оказался крепким среднего роста широкоплечим человеком. Волосы на его голове и красивая борода начинали уже слегка желтеть...
В кабинете Ковалев уселся в кресло и пригласил сесть посетителя.
— Ничего, мы постоим, для нас это привычное. Вы, значит, руководите теперь Кареллесом?
— А вас что интересует?
— Меня зовут Михаилом Алексеевичем Медведевым. Живу я уже несколько десятков лет в Тихом Наволоке, знаете такой?
Ковалев утвердительно кивнул головой.
— Работал много лет, — продолжал старичок, — в старом Кареллесе. Поднимал затонувшие катера, перегонял пароходы по сухопутью... Слышали, может, однажды пароход был перегнан из Топозера в Пяозеро вдоль реки Софьянги? Это моя работа. И топки тогда не гасили, восемнадцать верст посуху проехали. Тяжести поднимать часто приходилось. Дымовую трубу Лососинского комбината в Петрозаводске — железная была труба — после ленинградских специалистов я окончательно на место ставил.
Ковалев выскочил из-за стола, схватил один из стульев, подставил его рядом со столом и за плечи усадил Медведева.
— Я во время войны, — продолжал тот рассказывать, в Тихом Наволоке все время прожил, но вы не сомневайтесь, ни одного часа я на оккупантов не проработал. Жил рыбной ловлей, себя, жену кормил, и соседям иногда помочь удавалось. Вы Василия Александровича Баранова, хирурга, знаете? Его ведь, наверное, все знают...
— Конечно, знаю, — подтвердил с интересом слушавший Ковалев.
— Так мы с ним вроде приятелей уже два десятка лет. Можно у него про меня спросить.
— Что вы, Михаил Алексеевич, я вам и без Баранова верю. С каким делом вы ко мне пришли?
— У вас ведь после войны, наверное, не все еще суда подняты? Много было затоплено в Онежском озере, в Сямозере, Сегозере, да и в Выгозере, я слышал, топили.
— Не поднято еще, Михаил Алексеевич, пятнадцать пароходов, шесть катеров и одиннадцать варповальных лодок. Мы тут заключили было договор с Аварийно-спасательной службой, да дорого берут и не спешат...