Ковалев отрицательно помотал головой.
— Объясни, пожалуйста.
Малышев нахмурился, помолчал и, уперев взгляд в другой конец кабинета, заговорил:
— Давай я тебе на нашем лесниковском языке объясню. Вот идешь ты по сосновому бору в хороший солнечный день. И видишь красивую могучую сосну. И хоть крона у нее уже начинает округляться, стоит она как богатырь под зеленой шапкой. Подходишь ты к этому дару природы, любовно похлопываешь рукой, осматривая высокий ствол сверху донизу. И вдруг видишь, что с одного боку на нем серая полоса.
— Сухобочина, — невольно вставил Ковалев.
— Да, сухобочина. Может и не гнилая, а здоровая, но сухобочина. Значит, эта сосна живет не всем своим стволом, а только той частью, которая не охвачена сухобочиной. Так и я: живу только материальной стороной жизни, а духовная сторона у меня мертвая, как та самая сухобочина у сосны.
— Но, Александр Иванович, не ты один...
— Подожди, подожди, не перебивай. Я о себе говорю, а не о других. Ты в театрах комедии, драмы и трагедии смотрел?
— Смотрел.
— Оперы и оперетки слушал?
— Слушал.
— Балетом любовался?
— Любовался.
— Без книг жить не можешь?
— Не могу.
— А я этого ничего не смотрел и не слушал. Но не в этом главная беда. Бог с ним, не сумел раньше — сумел бы потом, будем и мы жить по-человечески. Беда заключается в том, Сергей, что не тянет меня ни в оперу, ни на балет, ни за книгу. Потребности не чувствую! Понимаешь ты это или нет?
Он тяжело замотал головой и схватился за нее руками.
— Вот куда привели меня мои шесть классов! Они не дали мне открыть дверь в духовную жизнь, в мир прекрасного, а без него человеческая жизнь — только полжизни.
***
Через несколько дней директор ленинградского Кировского завода, глядя на телеграмму с широкой красной полосой, велел секретарю вызвать парторга, главного инженера и заместителя директора по снабжению и сбыту,
— Вот слушайте, — обратился он к собравшимся, — я вам прочитаю телеграмму. «Высшая правительственная. О вручении уведомить. Ленинград. Кировский завод. Директору. Прошу срочно отгрузить Петрозаводск Минлеспрому Карелии сорок трелевочных тракторов. Прохоров».
Он опустил руку с телеграммой.
— Ну, что скажете?
— Можем отгрузить хоть завтра, — буднично ответил заместитель директора.
— Хоть завтра... — передразнил его директор. — За этим, что ли, я вас звал? Кто такой Прохоров? Вот зачем звал! Всех знаю: Тевосяна, Первухина, Косыгина... Кто Прохоров? Новый? Может, я пропустил что? Вы где-нибудь читали?
Все молча отрицательно покачали головами.
— Значит, — продолжал директор, — он находится в командировке в Петрозаводске и оттуда телеграфирует. Мы им должны трактора? — обратился он к заместителю.
Тот подошел к телефону, куда-то позвонил и ответил директору:
— Сорок штук. Пока не отгружены.
Вошла миловидная женщина-секретарь и сообщила:
— Товарищ Прохоров!
Все встали. В кабинет неторопливой пружинистой походкой входил мужчина средних лет, высокий, плотный, с выхоленным породистым лицом, одетый в дорогой, хорошо отглаженный костюм. С видом, полным достоинства и независимости, он подошел к директору и, протягивая широкую мягкую ладонь, представился:
— Прохоров.
Директор несколько торопливо пожал протянутую руку и начал было представлять своих сослуживцев. Но вошедший, протягивая руку остальным, продолжал называть свою фамилию: «Прохоров, Прохоров». И только подавая руку заместителю директора по снабжению и сбыту, прибавил к своей фамилии «заместитель начальника отдела материально-технического снабжения Минлеспрома Карелии».
Все раскрыли рты. Немую сцену первым нарушил директор. Он взорвался таким смехом, что женщина-секретарь открыла дверь, чтобы посмотреть, что случилось. Директор хохотал безудержно. Он подошел к стоявшему Прохорову и, обнимая его, силился спросить:
— А как же... это тебе удалось... ха-ха-ха!.. ведь высшая правительственная... телеграф... право имеют только...
— Полдня девчат уговаривал, товарищ директор, полдня, поверьте совести, и без толку. Спасибо, начальник УРСа дал коробку шоколадных конфет. Поддались, чертовки.
— Садись, садись, — продолжая смеяться, усаживал Прохорова директор. — А моей секретарше ты как...
— Попросил назвать вам мою фамилию, сказал, что вы знаете, и издали показал копию телеграммы на таком же бланке.
— Ну, это черт знает... — проворчал главный инженер.