— А специальность у тебя какая?
— Ражасёр.
— Режиссер, значит, — не в силах удержать улыбку, поправляет Ковалев. — Какой же ты режиссер?
— Киноражасер.
— Где ты учился, что кончал?
— Киноинститут. В Москве, на Красной площади.
— И какие фильмы пришлось ставить?
— «Броненосец „Потемкин”», «Путевка в жизнь», «Чапаев», — не моргнув глазом, отвечает «режиссер».
Ковалев снимает трубку и звонит в Южкареллес — это в нижнем этаже здания министерства.
— У вас там Тихомиров должен быть, найдите его — и ко мне, быстро.
Буквально через минуту в кабинет входит директор Деревянского леспромхоза и, закрывая за собой дверь, натыкается глазами на жалобщика.
— Ага! — вскрикивает он и тут же хватает оборвыша за шиворот. — Вот ты где! Мы его по всему району разыскиваем, а он в вашем кабинете сидит!
— Он жалуется на тебя, используешь не по специальности.
— Пусть сначала ответит за обворованный ларек, а потом идет на меня жаловаться. Можно я его?..
— Забирай, для этого и звал.
И директор уводит «ражасера», а Ковалев глубоко задумывается.
С кем работать, с кем поднимать и развивать хозяйство до двадцати миллионов? В сорок четвертом году привезли пятнадцать тысяч пленных немцев. А что в них толку? Разорять чужое хозяйство они мастера, а восстанавливать... тошно было смотреть. Потом немцев увезли. Привезли уголовников. С ними Ковалеву приходилось работать еще до войны. Не работа, а так, не бей лежачего. Эти не вспотеют. Через пару лет избавились и от этого счастья.
Свои, карельские, колхозы чуть не начисто лишили кадров. Большинство мужиков теперь в лесу работают. ЦК и Совмин республики видят это, но относятся с пониманием. Колхозам сущая беда, зато в лесу создалось ядро настоящих лесорубов, толковых, работящих, добросовестных. Но — мало! И все равно приходится заниматься вербовкой (вербуют в Белоруссии), к сожалению, вербовщики работают недобросовестно. Вот и появляются такие «ражасеры», и немало.
Ковалев вызывает заместителя начальника отдела кадров.
— Бондаренко, что у тебя там в Белоруссии делается?
— Плохо, Сергей Иванович. Не одни мы там, в десятки областей вербуют. А вербовщики одни и те же на всех.
— А что сделать, чтобы к нам шли в первую очередь?
— Да как вам сказать, — мнется Бондаренко, — с транспортом у них плохо. Районный уполномоченный по оргнабору ездит по району на попутных лошадях, а то и пешком ходит. Жди от него работы...
— Велосипеды?
— Какие велосипеды? — недоуменно спрашивает Бондаренко.
— В скольких районах для нас вербуют?
— В двадцати.
— Вот и подсунуть всем двадцати районным уполномоченным наши карельские велосипеды. Пусть помнят, на чьем транспорте ездят.
Бондаренко расцвел в улыбке.
— Конечно, Сергей Иванович! Но ведь двадцать велосипедов...
— Черт возьми, это не я, а ты должен соображать и ставить такие вопросы. Пиши адреса, я дам указание о немедленной отгрузке.
Не только с рабочими плохо. Некому руководить леспромхозами, лесопунктами, мастерскими участками. Война не разбирается, кто ты, руководящий или просто лесоруб. Теперь радуешься каждому мало-мальски грамотному человеку...
Управляющему сплавным трестом Николаю Ивановичу Прокофьеву показался подозрительным главный инженер Пудожской сплавной конторы, приехавший в Карелию по путевке Наркомлеса СССР. Свои подозрения Прокофьев высказал Ковалеву. Усталый, задерганный — дело было в четвертом часу ночи, — Ковалев накинулся на управляющего:
— Последний раз говорю: не перестанешь придираться к дипломированным инженерам — самого к чертовой матери прогоним. Понял?
А потом выяснилось, что этот «дипломированный» — бандит, на него объявлен всесоюзный розыск... Такая же история получилась и с Сикерко, главным механиком Беломорско-Сегозерской сплавконторы.
А Каспийцев? Как-то входит начальник отдела кадров: «Ну, Сергей Иванович, директора нашел — во! — и показывает большой палец. — На груди — полный иконостас. Штук десять орденов, тьма медалей. Лесник, говорит, у нас когда-то работал». — «Тащи скорее».
Вошел мужчина лет сорока пяти, высокий, широкоплечий, с выхоленными усами и легкой проседью в темных волосах. Обмундирование офицерское, орденов — без счета.
— Григорий Федотович, ты ли? Вот уж кого больше не чаял в жизни увидеть! — кинулся к вошедшему Ковалев.
Обнялись, похлопали друг друга по спине.
— Садись, рассказывай, — попросил Ковалев.
Он знал Каспийцева с тридцатого года. Это была правая рука Мурмилло, тогдашнего директора Ковдского леспромхоза. Того самого Мурмилло, который на телеграмму обкома партии с требованием предоставить на два месяца комнату уполномоченному, посланному к нему на лесозаготовки, ответил по телеграфу: «Квартиры не дам точка Мурмилло точка». Потом Мурмилло был директором в Олонце, а Каспийцев в это время командовал Коверским лесопунктом.