— Степан Ремнев.
— А отчество?
— Васильевич, — смущенно ответил Ремнев.
— Давай, Степан Васильевич, за стол, хозяйка не любит много раз приглашать. А сегодня тем паче, уже с полчаса на меня ворчит.
— Да на тебя не ворчи, так я не знаю, что и было бы... Вот, Степан Васильевич, потерял он отцовскую память — серебряные часы, потому я и поворчала перед вашим приходом. Жалко — ведь десятки лет вещь в доме...
— Найдутся твои часы, — спокойно проговорил хозяин, — не где-нибудь потерял, у себя на лесопункте. Ешь веселее, Степан Васильевич.
Ремнева удивила спокойная уверенность начальника лесопункта в том, что часы обязательно найдутся. И тут же обожгла мысль: «Я же нашел какие-то часы, не о них ли речь?»
— Знаю, что принесут, если найдет кто-нибудь, — продолжала хозяйка, — они у нас заметные. А если не найдут, тогда что? Снег растает, вода в них попадет, заржавеют... Летом, конечно, принесут, летом их легче найти, серебро на снегу тяжело увидеть.
— Увидят, — продолжая есть, уверенно возразил хозяин и, обращаясь к Ремневу, пояснил: — Ободок у них позолоченный, на солнце золото далеко видно.
Степана бросило в жар.
— А какой фирмы часы? — спросил он.
— Неизвестно. Вместо названия фирмы у них золотой крестик на циферблате нарисован.
Степан засунул руку в карман, развернул тряпочку и вынул часы.
— Не эти?
Кондратьев взял часы, посмотрел на них с улыбкой, откладывая в сторону, тем же спокойным тоном проговорил:
— Ну, вот и нашлись. И суток не прошло. Твоей критике, Елена Федоровна, — шабаш!
Ремнев подумал: «Взял, словно я ему полено дров с улицы принес... Ничего пока в этой Карелии не понятно. И леспромхозе не спросили, за что сидел, здесь встречают будто гостя... Почему начальник с женой были уверены, что часы им обязательно принесут? Что, у этих карел порядки такие?»
— Вот спасибо вам, Степан Васильевич, вот спасибо, — зачастила Елена Федоровна, — спасли отцовский подарок от порчи! Вот хорошего гостя к нам сегодня бог послал!
После обеда хозяин закурил, предложил Ремневу.
— Нет, Иван Федорович, спасибо, не курю, не научился.
— Неужто в лагере без курева можно? — удивился Кондратьев.
— В лагере и без него тошно, а с ним еще хуже. Доставай, спорь, дерись...
— А за что сидел? — так же просто, как про курево, спросил Кондратьев.
Этого вопроса Ремнев ждал уже три недели. Он знал, что его обязательно зададут, без этого не обойтись. После любого лишения свободы на тебя начинают смотреть косо, а у него за плечами десять лет лагерей! Что сейчас должен сказать ему человек, к которому он просится на работу? И Ремнев решил высказать Кондратьеву все, что было у него на душе.
Полчаса длился рассказ Степана Ремнева. Он никогда раньше так много не говорил, потому что по натуре своей был молчуном, любил лучше послушать других, и ни перед кем никогда так не раскрывал своей души.
Кондратьев слушал его не перебивая, согнувшись и уперев руки в колени. После окончания Степановой исповеди медленно выпрямился, глубоко посмотрел в глаза собеседника и тихо проговорил:
— Да-а, тяжелая штука — эта жизнь, ох, какая тяжелая! Приятная, потерять ее никто не хочет, а тяжелая. Я рассказам о легкой жизни никогда не верил, а про «красивую жизнь», что ты рассказал, вообще впервые от тебя услышал. Теперь тебе надо бы вторую половину жизни прожить хоть нелегко, но по-человечески. Так я понимаю?
— Так, — прошептал Ремнев.
— Тогда, Степан Васильевич, — ласково продолжил начальник, — подними голову выше и гляди веселее. Поставим тебя сразу начальником над бригадой, значит — бригадиром. Лес валить и шестью человеками командовать. Будешь хорошо работать — все потихоньку на свое место встанет, заживешь, как все. А если огрехи в работе допустишь — все твои подчиненные без заработка из-за тебя могут остаться. А у них дети. Это помни каждый день. С людьми будь аккуратен, требуй строго, но справедливо. Нет, я думаю, на свете ничего хуже несправедливого наказания человека. И в то же время должен ты быть ласковым и внимательным. Тогда тебя будут слушаться и уважать. А куда я тебя помещу? — вдруг задал он вопрос, но не Ремневу, а своей жене, словно та была комендантом поселка. — У нас, видишь, общежитие маленькое, всего восемь человек там, и свободных мест нет.
— К Изотовым, — подсказала жена, — третьим человеком к Изотовым.
— Верно говоришь — к Изотовым. Пойдем мы к ним вечером, когда Алексей с работы вернется, а сейчас, Федоровна, постели постель Степану Васильевичу, пусть пару часиков отдохнет.