— Эту башню построил в четырнадцатом веке клан Уолш, а еще через пару веков вокруг вырос замок, — продолжил он. — Им принадлежала вся эта территория, вон от тех холмов, — кивнул он на горизонт, где зубчатой стеной поднимался лес, — вниз по излучине реки и дальше до фермы. Уолши были повстанцы, партизаны. В восемнадцатом веке они делали набеги на британские казармы в Ратмайнсе, доходили до самого Дублина. Рубили головы попавшимся по пути солдатам, отбирали их оружие и удирали обратно. Пока британцы собирались с силами, Уолши уже были на полпути домой.
Он умел рассказывать истории. Я представил громкий стук копыт, пылающие факелы, грубый смех, гром военных барабанов. Оглянувшись, увидел, что Кэсси стоит у полицейской ленты и беседует с Купером, делая какие-то пометки.
— Простите, что перебиваю, — произнес я, — но, боюсь, у меня нет времени для большой экскурсии. Мне нужны лишь краткие сведения о раскопках.
Марк лизнул бумагу, запечатал самокрутку и достал из кармана зажигалку.
— Ладно, — согласился он и начал тыкать рукой по сторонам. — Поселение эпохи неолита, церемониальный камень бронзового века, постройка железного века, деревня викингов, башня четырнадцатого века, замок шестнадцатого века, особняк восемнадцатого века.
Кэсси и опергруппа находились у церемониального камня.
— Это место охраняется по ночам? — спросил я.
Марк рассмеялся.
— Нет. Мы закрываем сараи, где хранятся вещи, и помещение конторы, а самое ценное отправляем в наш главный офис. Да и замки мы стали вешать только пару месяцев назад, когда у нас пропали кое-какие инструменты, а у фермеров вдруг появились наши шланги для полива. Какой смысл ставить охрану? Через месяц тут ничего не останется, кроме вот этого. — Он хлопнул рукой по каменной стене, и в зарослях плюша что-то зашуршало.
— Почему? — поинтересовался я.
Марк взглянул на меня с пренебрежением.
— Через месяц, — проговорил он четко и раздельно, — наше гребаное правительство пригонит сюда бульдозеры и сровняет это место с землей, чтобы построить свое гребаное шоссе. Правда, они согласились оставить посреди дороги место для башни, и потом на всех перекрестках будут орать о том, как берегут наше культурное наследие.
Теперь я вспомнил, что уже слышат об этом в «Новостях»: какой-то политик вежливо возмущался археологами, которые хотят заставить налогоплательщиков платить миллионы за переделку уже утвержденного плана. Видимо, в этом месте я переключился на другой канал.
— Что ж, мы постараемся вас не задерживать, — пообещал я. — А собака в особняке лает, когда кто-нибудь появляется поблизости?
Марк пожал плечами и затянулся сигаретой.
— Ну, на нас она не тявкает, привыкла. Мы ее иногда подкармливаем. Думаю, она может облаять незнакомца, когда он появится возле особняка, особенно ночью, но если тот останется за стеной, то вряд ли. Это не ее территория.
— Как насчет машин — на них лает?
— А на вас залаяла? Это же овчарка, а не сторожевой пес.
Он выпустил изо рта тонкую струйку дыма.
Значит, убийца мог появиться с любой стороны: с дороги, с поля, даже с реки, — если хотел получше запутать следы.
— Ладно, пока все, — произнес я. — Спасибо, что уделили время. Подождите пока вместе с остальными, мы подойдем к вам через несколько минут.
— Старайтесь ни на что не наступать, — буркнул Марк и зашагал бодрой размашистой походкой обратно к домикам. Я направился по холму в сторону трупа.
Церемониальный камень бронзового века оказался плоской цельной глыбой примерно семи футов в длину, трех в ширину и столько же в высоту. Поле вокруг него грубо перекопали бульдозерами — не так давно, если судить по мягкости почвы, — но «подушку» вокруг камня оставили нетронутой и теперь он словно остров торчал над перепаханной землей. На его вершине посреди крапивы и высокого бурьяна лежало что-то белое и синее.
Это была не Джеми. Я уже догадался об этом раньше — иначе Кэсси подошла бы ко мне и рассказала, — но все равно внутри у меня похолодело. У девочки были длинные темные волосы, одна прядь косо лежала поперек лица. В первый момент я увидел только волосы. Даже не сообразил, что тело Джеми не могло так хорошо сохраниться.
По дороге я разминулся с Купером — он двинулся назад к шоссе и при каждом шаге, как кошка, отряхивал ногу. Криминалисты делали снимки и сыпали на камень порошок, чтобы снять отпечатки пальцев; местные полицейские переговаривались с парнями из морга, уже притащившими носилки. По траве были рассыпаны треугольные маркеры с цифрами. Возле плоской глыбы, присев на корточки и что-то разглядывая на ее кромке, пристроились Кэсси и Софи Миллер. Я сразу узнал Софи: ее прямую осанку ни с чем не перепутаешь, даже под рабочим комбинезоном. Софи — мой любимый криминалист. Стройная, смуглая и сдержанная, в белой шапочке она похожа на сестру милосердия, которая под грохот канонады склоняется над раненым солдатом и шепчет ему что-то ласковое, смачивая губы водой из фляжки. На самом деле это резкая и нетерпеливая особа, способная одним словом поставить на место кого угодно, будь то прокурор или суперинтендант. Мне нравятся подобные контрасты.
— Как дела? — спросил я, остановившись перед лентой. Нельзя заходить на место преступления, пока не разрешат парни из Бюро.
— А, Роб! — откликнулась Софи, выпрямляясь и снимая маску. — Мы сейчас.
Кэсси оказалась рядом первой.
— Ее убили день-два назад, — тихо сообщила она, пока не приблизилась Софи. Вид у нее был бледный — смерть детей всегда действует на нервы.
— Спасибо, Кэсс, — отозвался я. — Привет, Софи!
— Привет, Роб! Вы с Кэсси задолжали мне выпивку, помните?
Месяца два назад мы пообещали угостить ее коктейлем, если она поможет быстро сделать анализ крови. С тех пор мы повторяли: «Надо как-нибудь встретиться», — но дальше слов дело не шло.
— Если поможешь на сей раз, мы заплатим за весь обед, — улыбнулся я. — Что тут у нас?
— Белая девочка, от десяти до тринадцати лет, — сказала Кэсси. — Документов нет. В кармане есть ключ — вероятно, от квартиры, точно неизвестно. Голова у нее разбита, но Купер нашел кровоподтеки на шее, так что причина смерти под вопросом. Она полностью одета, однако есть признаки изнасилования. Вообще случай довольно странный. Купер говорит, что ее убили тридцать шесть часов назад, но тело почти не тронуто насекомыми, да и археологи не могли не заметить ее, если бы она лежала здесь еще вчера.
— Значит, это не место преступления?
— Ни в коем случае, — подтвердила Софи. — На камне никаких следов, даже крови нет. Ее убили в ином месте, потом подержали день-другой и перенесли сюда.
— Нашли что-нибудь?
— Да, — кивнула она. — Даже больше, чем нужно. Похоже, тут тусовалась местная молодежь — окурки, банки из-под пива, жевательная резинка, сигареты с травкой, пара использованных презервативов. После ареста можно проверить находки на связь с подозреваемым — хотя это сущий кошмар, — но, честно говоря, я думаю, что подростки ни при чем. Полно отпечатков пальцев. Заколка для волос. Вряд ли она принадлежала жертве — ее выкопали из земли у основания камня, и, похоже, она пролежала там немало, — взгляните, если хотите. Сомневаюсь, что ее вообще носил кто-то из молодежи: это пластмассовая заколка с красной пластмассовой клубникой на конце — такие обычно надевают детишки помладше.
…светлая волна волос…
Мне показалось, кто-то с силой ударил меня в грудь; я качнулся и чуть не упал, а потом я услышал, как Кэсси быстро говорит Софи:
— Да, наверное, это не ее. У нее в одежде все только синее и белое, даже резинка в волосах. Девочка выдерживала стиль. Но мы все равно проверим.
— С тобой все в порядке? — обратилась ко мне Софи.
— Да, нормально, — ответил я. — Просто мне нужно выпить кофе.
Современная жизнь в быстром, энергичном и заряженном двойным эспрессо Дублине имеет большое преимущество — любую перемену в настроении можно легко оправдать кофейным голоданием. В эпоху чая подобный номер не прошел бы — по крайней мере при нынешнем темпе жизни.