Я позволила Кейду тащить меня по лестнице, ведущей на верхний этаж, жуткую атмосферу нарушал свет его фонаря. Мой бесполезно висел у меня под рукой. Я слишком зациклилась на боли в запястье и на тихо сказанных Кейдом словах.
— Тебя было достаточно.
Три слова. Тринадцать букв. Они прозвучали в моей голове с убежденностью. В истории всегда есть две стороны. Раньше я не хотела слышать версию Кейда. Но мои стены были разрушены, и мои убеждения о той ночи на мгновение приостановились, когда в его голосе прозвучала уверенность, что...
Внезапно возникло ощущение, что я упустила большой кусок головоломки, которую, как мне казалось, я уже решила.
— Ты увидела то, что было на вечеринке, и заклеймила меня как изменщика.
Разве я неправильно увидела?
— Ты была моим лучшим другом. Ты должна была выслушать меня.
Я была слишком поглощена своей сердечной болью, беременностью, гормонами и гневом из–за того, что увидела его с другой девушкой. Поэтому я убежала как можно дальше.
В объятия Джоша, не меньше.
— Ты играла в судью, присяжного и палача и заточила меня в темницу воображаемой тюрьмы.
Да, это так. Потому что каждая фибра моего существа вибрировала от предательства, говоря мне, что его место в самом дальнем уголке моего сердца.
Теперь, после сегодняшних событий и того, как Кейд заговорил, я сомневалась в своем решении. Мысленно пересматривая его раскаяние.
Некоторые люди заслуживали второго шанса. Но нужен ли тебе второй шанс, если ты никогда по–настоящему не терял первый?
А разве Кейд, когда–нибудь терял свой первый шанс?
Мы стояли перед кабинетом медсестры. Он посветил фонариком на ручку двери.
— Она не заперта. Наверное, кто–то сделал это из–за задания.
— Здесь никого нет. В школе, я имею в виду. — Этот странный факт подтвердился, когда мы вышли из кладовки уборщицы. До этого мой разум кружился в водовороте плохих воспоминаний. — Я не видела никого, кроме нас.
— Я тоже заметил это, когда вышел из класса мистера Кроули. Я даже не видел Шона или Дарлу в фойе.
Страх охватил меня.
— Что, если кто–то узнает, что студенты были здесь в нерабочее время...
— Мы скоро это выясним. — Кейд затащил меня в комнату. — Но сначала давай сделаем тебе перевязку.
Я сидела на краю мягкой белой кушетки, пока Кейд рылся в разных ящиках, ругаясь себе под нос. Я бывала здесь несколько раз с первого курса, когда чувствовала себя плохо или просто не хотела быть на занятиях. Медсестра Лигайя была лучшей и всегда позволяла мне выкручиваться.
Когда я смотрела в окна, расположенные рядом со мной, внешний мир был мутным пятном: проливной ливень украшал мрачное небо, а гром и молнии разрывали черное полотно сквозь каждые вспышки. Зрелище и звук были зеркальным отражением моего сердца — темного, с неистовым биением. Капризы погоды были отражением наших с бывшим парнем отношений.
Кейд бросил на кушетку квадратную упаковку антисептических салфеток и марлю. Я прижимала бумажную салфетку к кровоточащему запястью, пока Кейд подкатил ко мне небольшой табурет без спинки. Опустив на него свой зад, он надел пару синих медицинских перчаток.
— Черт, больно?
Прежде чем я успела покачать головой в ответ, Кейд осторожно взял меня за запястье и вложил свой фонарик в мою свободную левую руку.
— Подержи, пока я прочищу это.
Ловкими пальцами он разорвал квадратную упаковку, и я вспомнила, как его пальцы работали с презервативом, когда он неистово хотел войти в меня. Кейд заботился обо мне спокойно, не подозревая о том, куда завели меня мои похотливые мысли.
Спокойствие в моей буре.
Таким был Кейд.
В то время как мой вспыльчивый характер приводил нас к неприятностям, быстрое мышление Кейда часто выручало нас из них. Всякий раз, когда я причиняла себе боль, Кейд был рядом, чтобы помочь.
Даже после нашего разрыва некоторые вещи никогда не менялись.
Когда он вытирал мне рану, я шипела, глаза щипало.
— Я знаю, знаю, детка. Мне жаль.
Двойной смысл его извинения не остался незамеченным для меня.
Мои глаза заслезились, но совсем по другой причине. Между его бровями появилась складка, и он сосредоточенно высунул язык. Так очаровательно. Нежность, которую он демонстрировал, перевязывая мою рану, была слишком сильной. Несмотря на жестокость, с которой ему пришлось столкнуться в жизни, Кейд был таким нежным. Он мог бы превратиться в монстра после всех этих издевательств, но он превратился в золото.
Именно это притягивало меня к нему, как пчел к меду. Он всегда был таким благородным, таким мягким, несмотря на свои грубые черты, с намеком на плохого мальчика, которые шли рука об руку с его хорошей стороной. Несмотря на то, что раньше он состоял в банде, Кейд всегда был только моим вежливым, надежным Princepin.
И именно поэтому его предательство жгло так глубоко. Мой Princepin не должен был причинять мне боль.
В моей голове раздался голос: а что, если тебя никогда не предавали?
Я понимала, что вижу. Но то, как Кейд говорил, реагировал и действовал, заставило меня поверить, что он скрывает свою собственную версию той ночи.
Версию, в которой я, возможно, не была права.
Когда он закончил перевязывать мою рану, он избавился от перчаток и повернулся ко мне с усталым лицом. Наши взгляды столкнулись, как дождь, бьющийся об оконное стекло, — решительно, неожиданно и неизбежно.
— Я столько раз хотела рассказать тебе о выкидыше. Но каждый раз, когда я брала трубку, я не решалась.
В его голубых глазах отразилось страдание.
— Ты должна была. Я все время думаю о том, как ты пережила это в одиночку, и это разбивает мое гребаное сердце. Я был бы рядом с тобой.
Я знаю, что был бы.
— Я хотела, чтобы меня оставили в покое. Мои родители думали, что я просто убита горем из–за тебя, а не из–за моего мертвого, нерожденного ребенка. Так было лучше... лучше, что они не знали правды.
Я напивалась до комы по ночам в качестве средства преодоления, пока не решила, что тратить свою жизнь впустую — это не выход. Я вылечусь, снова найду любовь и однажды рожу здорового ребенка, когда придет время.
Кейд издал дрожащий выдох, потому что мы оба знали, что я права.
Я протянула еще одну оливковую ветвь.
— Несмотря на наши нынешние обстоятельства, я знала, что ты будешь замечательным отцом. То, как ты ведешь себя с Лив, никогда не вызывало у меня сомнений.
— Спасибо.
Он грустно улыбнулся.
В тот момент от нас веяло мягким милосердием и принятием.
Пальцы Кейда приблизились к моим, и, с минимальным сопротивлением, мои пальцы переплелись с его.
Один удар. Два удара. Три удара.
Кейд наклонился вперед, его правое колено коснулось моих бедер. Его запах — чистый, мужской, земельный — пропитал все мое тело. Подняв наши соединенные руки ладонями вверх, он разжал наши пальцы и провел пальцами по моим, как медленные струйки воды по склону листа после дождя. Пробегая по линиям, выгравированным на моей руке. Напоминая мне, что он тоже был там запечатлен.
Привязанность и ностальгия соединили наши рты, и мы закрывали этот промежуток, мало–помалу, по орбите приближаясь друг к другу.
Нас больше не разделяли океаны.
Наконец–то мы плыли на одной волне.
Темно–каштановая прядь упала ему на лоб, прямо над бровями.
Я осторожно убрала ее в сторону. Она упала обратно. Застыв в этом мгновении, как и мы. Фонарик, лежащий рядом с моей рукой, с грохотом упал на землю, но мы не отрывались друг от друга.
Два удара сердца спустя, и помещение осветилось светом снаружи, прежде чем раздался громкий раскат грома. Затем комната снова погрузилась в кромешную тьму.
Но нам не нужны были глаза, чтобы увидеть то, что уже было.
Наши разум с необыкновенной яркостью воссоздал эту картину — ту, которую мы видели сотни раз до этого, когда сближались, предвкушая близость.
В наших душах вновь вспыхнули чувства, кипящие в безднах наших жизненно важных органов, пока наше пламя, горячее и ревущее, снова не охватило друг друга.