Пелена блаженного неведения, закрывавшая мой взгляд, спала, и слова Кейда проникли внутрь, разрушив реальность, которую я создала для себя, где значение имела только моя правда о той ночи.
Кейд был много кем на свете, но он не был лжецом.
В темноте мои руки нашли его челюсть и погладили, страх и испуг скользили друг по другу, вращаясь, как шестеренки в моей голове.
— Пожалуйста, объясни.
Потому что я не могла осмыслить это заявление. Оно было слишком весомым, слишком грубым и слишком пугающим, чтобы быть правдой. Неужели это то, что я отказалась слушать три месяца назад на балконе?
Мое ухо обдало его дыханием, которое все еще пахло и имело мой вкус.
— Перед тем, как ты пришла, я пил с ребятами на кухне. Бо тоже был там, и мой бокал стоял рядом с его бокалом, когда мы обменивались резкими словами. Я сказал какую–то ерунду, которая его разозлила, и он взбесился. Должно быть, он подсыпал наркотик, когда я был на взводе. Я не осознавал этого. Кухня была тускло освещена и переполнена. Вскоре после этого я ушел в поисках тебя, когда он упомянул, что видел тебя наверху, допивая свой напиток. Наркотик в моем организме начал действовать в полную силу через несколько минут. Все в моем теле замедлилось, и я едва сдерживал себя.
В голове у меня был марафон, я пыталась уловить все вопросы, проносящиеся в голове. О чем они с Бо говорили? Зачем Бо это сделал? О, Боже. Почему, почему, почему...
— Ты должен объяснить больше. — Я проглотила комок и попыталась снова. — Я не понимаю, почему он...
— Бо ненавидит меня, Элла. Он ненавидит меня с того момента, как я появился в Святой Виктории.
Ужас застыл вокруг нас, как цемент, после этого заявления.
Кейд застонал, словно не мог поверить в то, в чем признался, и я тоже чувствовала себя одураченной этим признанием. Но я верила ему. Я верила Кейду. Поэтому я дала ему время собраться с мыслями.
Вспышка молнии.
Голова Кейда свисала, руки запутались в волосах, глаза закрыты, татуированный торс вздымается от глубокого вздоха.
Я подползла к нему на коленях, насколько это было возможно в темноте, и обвила руками его талию. Контакт кожа к коже на мгновение снял мое напряжение, и я зарылась лицом в его левое плечо, ощущая грубую текстуру его изуродованной кожи на мягкости моей влажной щеки. Дом. Вот на что был похож дом.
— Мне больно за тебя, Кейд. Я никогда не думала... я никогда бы не узнала... Мне так жаль, querido. Поговори со мной. Помоги мне понять твою боль. Я слушаю тебя. Боже, я опоздала, но слушаю.
Его дрожащий выдох взбудоражил мои волоски. Даже не видя, я почувствовала печальный изгиб его красивых губ.
— Я никогда не переставал любить тебя, Элла. Ни на одну секунду. Ты была в моей крови с того момента, как назвала меня своим Princepin и сказала, что любишь меня, даже после того, как я показал тебе свои чудовищные шрамы. Ты никогда не перестанешь быть всем, что я лелею, желаю и люблю.
Любовь.
Она сияла, как маяк света, сквозь все уродства нашего прошлого. Обман, упущения и секреты распутывались и помогали нам создать новый путь к искуплению. Я приближалась к свету, но все еще была так далека, потому что нам предстояло пройти еще много миль по тоннелю, прежде чем мы нашли утешение в его конце.
Эти три слова никак не могли вырваться из моего приоткрытого рта. Это было бесполезно. Я не была готова произнести их снова, хотя знала, что Кейд жаждет, чтобы я еще раз удостоила его чести быть любимым.
— У меня нет веских доказательств того, что Бо сделал это со мной, но все указывает на него. Нико налил мне напиток прямо из бутылки, прямо напротив меня, так что я знал, что все в порядке, еще до появления Бо. Это была моя ошибка, что я ослабил бдительность, когда рвал его на куски, — сказал он. — Когда я вошел в свою комнату, у меня кружилась голова. Девушка, которую ты видела со мной, уже ждала меня там. Я никогда не встречал ее раньше, и она никогда не встречала меня.
— Тогда... как ты объяснишь то, что я видела?
Его голос прозвучал торопливо, отчаянно.
— Ты должна поверить мне, когда я говорю, что не изменял тебе. Не в ту ночь и уж точно не раньше. Я совершил ошибку, оттолкнув тебя, но я всегда был верен тебе.
Я поверил ему, даже когда напоминание о другой девушке вызвало горький привкус во рту.
— Если ты не изменял, то кем она была?
— Пешкой. Все время, пока она целовала меня, она думала, что я Бо. Когда я назвал ее твоим именем, она ничего не поняла. Пока она действительно не увидела мое лицо и не поняла, что я не он. Этот ублюдок сказал ей, что встретится с ней наверху в моей комнате, чтобы подурачиться.
Боже мой.
— В свою защиту скажу, что она была пьяна и под кайфом, Элла. Она была просто —пешкой Бо. Он подставил меня. Это была ловушка.
Ночь Посвящения приняла совершенно другой оборот. Несколько часов назад, когда я готовилась прийти сюда, я никогда бы не подумала, что окажусь на этой дорожке. Мы с Кейдом пересказывали наши собственные версии той ночи. Версия, которая была совсем не похожа на образ, нарисованный в моей голове.
Сожаление промелькнуло в уголках моих глаз.
Кейд поглощал его своими сладкими поцелуями, и с каждым поцелуем ущерб, нанесенный его душе, уменьшался.
Что было такого в темноте, что позволяло так легко признаваться в наших секретах? Была ли это уверенность в том, что если тебя не видят, то и не осуждают?
— Прости меня, детка. Мне так чертовски жаль. — Слова вылетели из меня, как раскаленные осколки. — Прости, что не послушала тебя тогда. Прости, что поверила в то, что видела. Прости, что Бо такой мерзкий и он…
— Я знаю, Элли. Я знаю, что ты сожалеешь, — сказал он хрипло. — Ты прощена. Я оттолкнул тебя, а ты так много переживала. Тебя нельзя винить за то, что ты решила, что я изменяю. Я буду первым, кто признает, что это выглядело плохо. Я надеюсь... мы сможем оставить это в прошлом.
То, что он действительно хотел сказать: я надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс.
— Ты отгородилась от меня, но я все равно сожалею, что не попытался сделать все возможное, чтобы сказать тебе правду.
С болью в животе я пробормотала.
— Ты тоже прощен. Прости меня за то, что я дала тебе пощечину. Я... я была в тяжелом состоянии после потери ребенка и твоей «измены».
Простыни зашуршали, когда он прижал наши тела друг к другу, заключив меня в крепость своих мышц.
— Ты никогда не узнаешь глубину моих извинений. Я должен был обнять тебя, когда у тебя случился выкидыш. Я должен был оплакивать вместе с тобой. Из тебя получилась бы замечательная мама, милая.
Мои губы касались его ключицы, его слова значили больше, по сравнению с тем, что я когда–либо могла выразить.
— Спасибо.
— Ты когда–нибудь думала сделать... аборт?
— Я была потрясена, когда узнала о своем затруднительном положении, но я никогда не думала о том, чтобы избавиться от нашего ребенка. Я знала, что наши семьи не выдержат, но я была готова принять родительские обязанности, когда рядом со мной был ты.
Он вздохнул, и его пресс напрягся, прижавшись к моему животу.
— Все в порядке, малыш. Когда–нибудь у нас будут еще дети.
Еще дети.
Я не была предсказательницей. Я не знала, что ждет нас в будущем. Но когда я представляла себе семью и детей в один прекрасный день, именно Кейд украшал эти мечты.
Наши раны затягивались. Наши слова были бальзамом, вытягивающим гнойный яд из наших порезов. Мы так долго шли разными путями, но наконец я увидела точку пересечения, где мы с ним встретимся. Однако было неясно, куда нам двигаться дальше.
Нарушенные обещания нельзя было восстановить в одночасье. Они были похожи на зеркало. Разбитое стекло можно собрать, но на нем всегда будут оставаться трещины, свидетельствующие о его предыдущей истории.
Чтобы отвлечься, я нащупала на кровати свой вязаный бюстгальтер и застегнула его. Мои щеки разгорелись при мысли обо всем, что мы только что сделали. Боже, как же я скучала по грязному рту Кейда и по тому, что он всегда заставлял меня кончать, как ураган.
— Ты жалеешь о том, что мы сделали? — пробормотал он, не делая никакого движения, чтобы одеться.