Вход в кабинет Вэнса Ремингтона всегда напоминал вход в логово льва. Настроение было враждебным и всегда немного хищным, словно он был на грани того, чтобы уничтожить любого врага, который угрожал его стремлению к полному господству в стиле Ремингтона.
Его «пещера» была украшена комодом из красного дерева с фотографиями его семьи, коричневыми красками, потолком, больше похожим на люк, а за его старинным троном, на котором он лениво разлегся, как король, ожидая своего следующего хода, целая стена была занята его желанной коллекцией ножей. Кинжалы, мечи, самурайские мечи с золотыми рукоятками и гравировкой.
О моем дяде ходили дурные слухи: двадцать лет назад у него была отличная репутация, и сегодня ничего не изменилось. Ходили слухи, что его деловые партнеры в его присутствии ходили как по яичной скорлупе. Джош не шутил, когда говорил, что его отец был сумасшедшим ублюдком.
Обычно я входил в его кабинет с тремя стуками, как он просил, но у меня было слишком много забот, и я просто ворвался в его царство. Королевство, которое он хотел однажды передать Джошуа и мне.
Когда я его потревожил, дядя Вэнс играл лезвием ножа между своими покрытыми шрамами пальцами.
Сегодня вечером единственным источником света в его логове был камин и сияние звезд над ним. Вэнс и Джулия очень любили звезды. Именно поэтому во многих комнатах особняка были мансардные окна. Именно поэтому каждое лето мы отдыхали на заднем дворе и считали звезды, уплетая пережаренную картошку.
Я закрыл дверь и подошел к нему поближе.
— Эй...
Резкий взгляд дяди Вэнса столкнулся с моим, и он выпрямился, опустив ноги в итальянских мокасинах на край стола. Его черный костюм от Армани был помят после долгого, беспокойного дня, галстук брошен на стол, а три верхние пуговицы рубашки расстегнуты, показывая золотой медальон, который он носил на шее с выгравированными инициалами всех нас.
— Сынок?
— Мне нужно с тобой поговорить, — признался я и опустился в кожаное кресло перед его столом. — Я не вовремя?
Дядя Вэнс перевел взгляд на свой Rolex, чтобы убедиться, что уже далеко за полночь. Он зажег рядом с собой ураганную лампу в стиле арт–деко и закрыл крышку своего ноутбука.
— Нет. Я не успел ничего сделать.
— Что ты делал?
Лезвие совершило впечатляющее сальто между его пальцами.
— Просто думал.
— О чем?
— О моей жене. О моих детях. О том, как бы я хотел взять вас всех куда–нибудь в хорошее место на зимние каникулы, чтобы мы могли оставить этот ужасный год позади.
Я ухмыльнулся, когда его слова зажгли свечу в моей груди, заставив мои внутренности почувствовать тепло. Мои дети.
— Ты никогда не умеешь коверкать слова, да?
Дядя Вэнс обычно контролировал свой язык. Он мог быть грубым и нецензурным за закрытыми дверями, но перед всем миром он оставался идеальным джентльменом. По крайней мере, большую часть времени.
— Это часть моего обаяния. — Его рот расплылся в плутовской ухмылке, которая исчезла так же быстро, как и появилась. — Что привело тебя сюда, Кейд?
Я вздохнул, когда мой взгляд остановился на небольшой рамке с фотографией. Это была фотография моей матери и дяди Вэнса в подростковом возрасте. Вера Ремингтон выглядела здоровой, энергичной и такой счастливой, беззаботной. Ее чувство стиля говорило о ее воспитании в высшем классе, а ее улыбка — о том, что она настоящая канадская принцесса.
Моя мама не заслужила такого конца.
Беременная и сгоревшая заживо, как жареная индейка — несчастный случай в их ветхом многоквартирном доме — с моим трудолюбивым отцом из среднего класса, которого Ремингтоны так и не приняли. Далекая от дворца и обычаев, в которых она воспитывалась, в то время как я ночевал в доме друга, не подозревая о том, как моя жизнь перевернется за считанные часы.
— Со мной кое–что случилось несколько месяцев назад. — Я сразу перешел к делу. — И я никогда не рассказывала ни вам, ни тете Джулии, ни даже Джошуа, потому что мне было стыдно.
Глаза дяди Вэнса сузились, и он наклонился вперед, сцепив руки вместе и используя их в качестве импровизированного сиденья для подбородка.
— Продолжай.
Его приказ был низким, настоятельным, но все еще мягко произнесенным. Я облизал пересохшие губы и посмотрел на его стакан с виски. Он молча пододвинул его ко мне, и я сделал глоток, позволяя «Краун Ройал» танцевать на моих вкусовых рецепторах.
— В ночь восемнадцатого дня рождения Джошуа один из моих товарищей по команде накачал меня наркотиками.
Он двинул локтем, и клинок, лежащий рядом с ним, звякнул о мраморный пол.
Сейчас или никогда, поэтому я говорил, говорил и говорил. Вместо того чтобы смотреть на него, мой взгляд остановился на фотографии моей матери. Ее улыбка, голубые глаза и нежность чувствовались даже на фотографии двадцатилетней давности. Ее лицо побуждало меня не сдаваться и рассказать дяде правду, потому что только так я действительно смогу освободиться от этого демона.
Я слышал мамин голос в своем сознании, подбадривающий меня, как всегда. Тот же сладкий голос, когда она подталкивала меня к чему–то, что, как она знала, я мог сделать. Я впервые сел на велосипед. Я впервые надел коньки, а потом хныкал от страха перед твердым льдом под ногами.
— Ты можешь это сделать, — шептала она с лучезарной улыбкой. — Ты можешь сделать все, что захочешь, если только приложишь к этому свое сердце и разум, дорогой.
К тому времени, когда я закончил рассказывать свою историю, включая все, что было с Эллой, дядя Вэнс выглядел как разъяренный зверь, неспособный контролировать свой гнев. Его темные глаза выпучились из глазниц, и он тяжело дышал через нос. Именно в такие моменты он выглядел намного старше своих сорока двух лет.
— Я собираюсь уничтожить Маккензи, — прорычал он.
Я откинулся в кресле и рассмеялся.
— Разве плохо, что я хочу сделать это сам?
— Мне чертовски жаль, сынок. — Он обошел свой стол и сел на стул рядом со мной. —Почему ты не сказал мне раньше?
— Мне было стыдно.
— Не было причин стыдиться. — Он положил руку мне на плечо и сжал. — Он накачал тебя наркотиками. А не наоборот.
— Моя самонадеянность стала причиной моей гибели.
Я довел Бо. Если бы я этого не сделал, все могло бы быть по–другому.
— Наше высокомерие вступает в игру, когда наша скромность не может защитить нас от тех, кто заставляет наше эго чувствовать угрозу. Ты поступил так, как поступил бы любой полноценный мужчина. Насмешил его, почувствовав, что он проявил неуважение и растоптал всю твою территорию. В конце концов, он не был большим мужчиной, если его гордость заставила его причинить вам такую боль. И мне очень жаль, что ты оказалась во власти жалкого подобия человека, который решил, что одержать верх — значит подсыпать наркотики в твой напиток, только чтобы почувствовать себя более сильным на мгновение.
У меня заслезились глаза.
— Спасибо, что выслушал меня и не осудил.
— Спасибо за то, что ты достаточно смел, чтобы рассказать мне. — Он закрыл глаза и обхватил мое лицо. Это был жест гордого отца, который он делал нечасто, если вообще делал. — Я бы хотел, чтобы ты пришел ко мне раньше. С того момента, как ты переступил порог моего дома, я не лгу, Кейд. Я всегда приду тебе на помощь, но мне нужно, чтобы мои дети были правдивы со мной.
— Мне жаль.
Моя голова повисла. Огонь, потрескивающий в камине, казалось, разгорался вместе с эмоциями в этой комнате.
Он схватил меня за затылок и притянул в свои объятия. Я обхватил его за плечи и прижался лбом к его ключице, вдыхая его одеколон. Я был сильным и высоким, но в его объятиях я чувствовал себя маленьким и похожим на того раненого подростка, который впервые появился на пороге его дома. Сжатие в горле я списал на выпитое виски.
— Ты знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя?
Я улыбнулся ему в пиджак.
— Неудачника?
Он поцеловал меня в макушку. Он никогда не делал этого раньше. По тому, как дрожали его руки вокруг меня, я понимал, зачем ему это нужно.