Я была женщиной, стремящейся уничтожить лучшую подругу, которой я отдала так много: преданность, доверие, время и усилия. Только для того, чтобы она воткнула мне нож в спину.
Разговоры о моей родословной и нерожденном ребенке были спичкой в пороховой бочке.
Она вскрикивала при каждом моем ударе.
— Как ты смеешь приставать к моему парню! Как ты смеешь оскорблять мою семью! Как ты смеешь натравливать нас с Дарлой друг на друга!
Прежде чем я успела нанести еще один удар, сильный захват дернул меня назад. Я зарычала, направив свое тело в сторону Кэлли, желая причинить ей боль, до тех пор, пока не исчезнет боль.
— Остановись. Остановись. Все кончено, — прошептал Шон мне на ухо, обхватив руками мою талию. — У тебя будет больше проблем, чем уже есть. Она того не стоит. Отпусти ее, пока мы еще можем выдать это за самооборону.
Все вокруг снова замедлилось, когда я вновь обрела слух и все ощущения. Святая Виктория. Большое фойе. Шокированные студенты снимают драку, как папарацци.
Что я только что натворила?
Я никогда не хотела прибегать к насилию. Я должна была быть выше этого.
Шон помог мне встать. Чувство стыда пронзило меня, но гордость удержала меня на ногах, и я посмотрела на Кэлли.
Ее форма чирлидерши была измята, волосы больше похожи на шипы, чем на волны, лицо опухло от синяков. Она лежала в куче своих собственных грязных секретов. Какой ужасный беспорядок.
Может, нам с Дарлой и не нужно было ничего делать. Весь пол \Святой Виктории был покрыт кармой Кэлли. Мы могли бы выбрать более зрелый путь и позволить времени сделать свое дело.
Мы даже сломали сестру Викторию. Благослови ее Бог, я надеялась, что она простит меня. Упыри и демоны, заключенные в этих четырех стенах, должно быть, смеются над этим дерьмовым шоу.
— Ты этого не стоила, — бросила я Кэлли, прижимая руку к разбитой губе. — Этого не должно было случиться, но я не жалею об этом. Пусть это будет тебе уроком. Со мной и моими близкими нельзя шутить. Твое время здесь закончилось. Ты можешь стать одним из призраков, бродящих по этим коридорам, Кэлли.
Кэлли поднялась на шаткие ноги. Положила свою порванную сумку Fendi на руку. Хватаясь за свой спасательный круг, в то время как жизнь шла своим чередом.
Я покачала головой, разочарованная всем этим испытанием. В ней и в себе.
Стало ли мне лучше? Да, потому что я отомстила. Нет, потому что дело дошло до насилия. Я поняла, что нельзя принимать людей за чистую монету. Чем глубже ты заглядываешь в чью–то душу, тем больше извращений там находишь.
Я повернулась, чтобы уйти.
Я успела сделать три шага, когда за моей спиной раздался прерывистый смешок Кэлли.
— Все свелось к твоей неуверенности в себе, да? — Она ухмыльнулась, гладя рукой свои волосы, чтобы укротить их. — Это никогда не было связано с тем, что написано в моем дневнике. Ты ревновала, что я трахнула твоего парня, прежде чем у тебя появился шанс. Ну, знаешь что? Я, черт возьми, наслаждалась каждой секундой.
Шон выругался в отвращении. Мои собственные черты исказились от отвращения. Кэлли не понимала этого. Все, что она делала, сводилось к этому.
Я подняла руки вверх и громко захлопала, передразнивая ее жест.
— Отличная работа, Кэлли. Ты не только доказала всем в Святой Виктории, что ты озабоченная сучка, потерявшая девственность в пьяной компании на одну ночь с парнем, которому на тебя наплевать, но сегодня ты доказала мне, что дело не в моей ревности или неуверенности. Дело было в тебе. В отличие от тебя, я хочу поддерживать женщин в моем окружении, потому что хочу видеть их успех. Я лучше тебя, Кэлли. Я всегда буду лучше, и это пилюля, которую тебе придется проглотить. Так что отвечу на твой вопрос: нет, я не ревную. Если ты трахнула Кейда один раз, то я трахала его еще столько же бесчисленных ночей.
Вот так.
Последний удар.
Рокочущий смех и овации усилились. Я представила, что если бы это были средневековые времена, то в Кэлли кидали бы помидоры. Некоторые студенты даже выразили свое недовольство, прочитав слова, которые она написала о них.
Я бросила ее на растерзание стервятникам и пошла прочь, слегка прихрамывая.
Мимо толпы студентов через большое фойе с обеспокоенным выражением лица пронеслись преподаватели. Охранники с трещащими рациями пытались остановить шум, пытались выяснить, что произошло... только чтобы найти пол, усеянный ужасными признаниями, разбитый памятник и трех девушек, которые разрушили более чем десятилетнюю дружбу.
Я слилась с толпой. У меня были все намерения найти Дарлу и пробраться в туалет для девочек в восточном крыле. Но Шон подхватил меня под локоть и направил к фонтану у входа.
— Признаюсь честно, ты выглядишь дерьмово. Ты в порядке?
— Спасибо, — сухо сказала я, смачивая ладонь, чтобы стереть кровь с губы.
— Как твоя голова?
— Судя по тому, что ты меня успешно не убила, просто отлично. — Он нахально улыбнулся, затем нахмурился и почесал свою светлую голову. — Кстати, твой мальчик здесь. Он бросает учебу в Святой Виктории. Это твой последний шанс помириться с ним. —Он ласково взъерошил мои волосы. — Не заставляй меня впустую сводить вас вместе.
Боже мой. Он был ответственен за то, что свел меня с Кейдом?
— Шон?
— Скоро поговорим. Я отведу Дарлу в кабинет медсестры. — Он отдал честь и побежал прочь. — Ты знаешь, что тебе нужно сделать.
Неужели.
Когда толпа рассеялась, я увидела свет в конце туннеля.
Кейд Киллиан Ремингтон, стоящий у входной двери, в лучах осеннего солнца. Как всегда восхитительный в своих бойцовских ботинках, темных джинсах, фирменной черной кожаной куртке и серебряных кольцах, эти голубые глаза горели эмоциями. Именно такой взгляд часто посещает мои сны.
Зрелище настолько жестокое, что, возможно, это был последний раз, когда я его видела, если я не буду осторожна со своими следующими словами.
Я осторожно подошла к нему, пряча свои эмоции в рукаве. Он, должно быть, видел все это дерьмо. Он дал мне пространство и уважал мои границы, любезно предоставив свое горько–сладкое письмо, и я полюбила его еще больше за то, что он позволил мне вести свои собственные битвы.
Я любила его. Просто и ясно.
Кейд Киллиан Ремингтон был в моей крови, в моем смехе, в моих венах, и он вечно будет царить в самых темных и самых светлых щелях моего жизненно важного органа.
— Что это у тебя в руках? — тихо спросила я, сморщившись от слишком большой нагрузки на правую лодыжку.
Кейд вздрогнул, закрыв глаза, как будто видеть меня в крови и с вывихом было для него слишком тяжело.
— Официальные документы. — Он сглотнул, не встречая моего взгляда, уставившись в потолок арки над нашими головами. — Я перевожусь в школу Нортвинд.
— Почему?
Его кулак сжался вокруг конверта.
— Потому что я не могу быть здесь.
— Почему ты не можешь быть здесь?
Мы с личным пространством Кейда были хорошо знакомы. Сейчас я была вся в нем, заставляя его мускулистую фигуру прижиматься к арке в готическом стиле. К черту зрителей. Если люди хотели войти в школу, они должны были воспользоваться другими входами.
— Потому что ты меня ненавидишь. Между нами, все кончено. — Его адамово яблоко двигалось вверх–вниз. — И это место слишком сильно напоминает мне о тебе.
О, Кейд.
— Ты не можешь уйти, — заявила я, положив руки по обе стороны от его плеч, заключая его в клетку.
Он глубоко вдохнул.
— Почему? — потребовал он. — Почему я не могу уйти, принцесса?
Я взяла его кулаки в свои руки и разжала их, переплетая его пальцы со своими. Конверт упал у наших ног, и я поклялась растоптать его позже. Проводя большим пальцем по кольцу с волком, которое я подарила ему целую вечность назад, я прошептала.
— Я люблю тебя, Кейд, и отказываюсь жить без тебя.
Грубый звук вырвался вместе с его выдохом, и у меня было всего несколько коротких мгновений, чтобы убедить его в своей любви.